— А сколько вы даете консьержке? Всего двадцать нить франков в месяц?! Ты по-ни-маешь, Володя!
Но Володя налег на бисквиты, ибо приглашение на огонек было им легкомысленно понято как приглашение на ужин, в то время как об ужине и помину не было, несмотря на три пересадки и мебель рюстик…
— Кстати, почему это вы все, господа, помешались на этом самом рюстике? Ну, скажите мне, пожалуйста, Иван Иваныч, что у вас общего с Нормандией и почему этот ваш подстаринный буфет должен быть непременно нормандским?
Иван Иваныч человек прямой, а затем, чего стесняться с людьми, которые, вообще-то говоря, живут в меблирашках.
— Дело в том, Владимир Петрович, что ведь это только так говорится. — рюстик… а на самом деле это просто рассрочка.
— В рассрочку?! Ну нет, друзья мои, я бы уже предпочла всю жизнь жить в меблэ, чем каждый раз рассрочиваться и волноваться.
Чтобы смягчить явно запальчивую выходку супруги, Володя переводит разговор на международные темы.
— А франк все-таки поднимается…
— Кстати, как вы устроились с налогами?
С налога разговор незаметно переходит на психологию среднего европейца, который готов повеситься, чтобы только сэкономить свои двадцать пять сантимов.
Явление, конечно, безотрадное и от русского хлебосольства бесконечно далекое.
На этом основании Володя снова хрустит бисквитами. а Марья Петровна и Анна Семеновна отправляются сначала в Бахчисарай, а потом посмотреть, как Анне Семеновне переделали ее новое прошлогоднее платье.
Потом гости начинают собираться домой.
— Бог с вами! Куда вы спешите? Посидели бы еще немножко, вот ваша шляпа…
— Нет, спасибо, три пересадки, страшная даль, завтра рано на работу, теперь очередь за вами, смотрите! не надуйте…
— Непременно…
— Конечно…
— До свидания.
— До свидания.
— До скорого!
— Не забывайте!
— И вы тоже…
— Тсс… ради Бога, на лестнице потише…
— Да. да, всего хорошего!
Внизу хлопает дверь.
— Слава Богу, что еще забыла бриоши подать…
Это говорит Анна Семеновна и быстро выключает все выключатели.
— Лучше бы я на эти три франка, что метро стоит, марсельского мыла купила бы..
Это говорит Марья Петровна, спускаясь с Володей под землю. И все.
ПИСЬМА ОБИЖЕННЫХ ЛЮДЕЙ
Долго я собирал эту коллекцию. Наконец могу похвастать.
Оказывается, что, если принять одесскую систему деления некоего целого на большую половину и на меньшую, то вся большая половина любезных соотечественников только и делает, что обижается.
Происходит ли это от особой чувствительности или от обмена веществ, не знаю.
Знаю только, что обижаются и опровергают.
Иногда эта страсть к опровержениям захватывает целый беженский район вроде ветряной оспы или краснухи.
Бывает и так, что обиженная личность выступает самостоятельно, опираясь только на самолюбие и орфографию.
Не посягая ни на то, ни на другое, публикую для поль-<ы просвещения несколько выдающихся экземпляров.
На основании устава о наказаниях, налагаемых господами мировыми судьями, а также покойного императора Наполеона 1-го, действующего на территории Французской Республики, прошу в ближайшем номере вашей, так сказать, уважаемой газеты исправить досадную опечатку, вкравшуюся куда следует, а именно, что, танцуя мазурку в пользу восстановления родины с благотворительной целью, сказано, что я «бык на своем месте»…
Полагаю, что довольно неудобно публично выражаться про труженика сцены, что он есть грубое животное — бык и еще, главное, что он на своем месте, как будто это какой коровник или вообще загон для скотины…
С почтением
Солист короля Черногорского
и заслуженный артист международных танцев
Пяткин-Терпсихоров.
Многоуважаемая Редакция!
В целях восстановления истины не могу обойти фак-том молчания факт искажения правды и матки в вашей органе.
Да погибнет мир, но да здравствует юстиция, как вы* ражались наши древние римляне.
Что же касается существа, то, не говоря уже о деталях вашего сотрудника, в публикуемых мемуарах имеется вопиющая историческая неточность и даже грубая ретроспективная ошибка, на которую считаю себя обязанным пролить.
Поэтому, на основании ответственности перед лицом грядущих поколений, настоящим заявляю, что: я, нижеподписавшийся, штурман дальнего плавания в отставке, Иван Игнатьевич Герасименко, пятидесяти четырех лет. вдовец и теософ, с лицом, пожелавшим остаться неизвестным и скрывшимся под тремя звездочками, ничего общего в упомянутых мемуарах не имею, равно как бунчуковым писарем при ясновельможном пане Гетмане никогда в своей земной жизни не состоял, хотя действительно принужден был при перемене режима удалиться на паровозе, во избежание вышеупомянутого народного гнева.
Настоящее же опровержение считаю необходимым на случай совпадения двух личностей в популярном малорусском окончании, как, например, Левченко или даже Гриценко.
Примите все прочее. И. Герасименко.
Дорогая Редакция.
В качестве друга периодической печати, позволяю себе задать небольшой вопрос: уместно ли в такое тяжелое время и при ежедневной дороговизне жизни печатать столь подробные сведения о происходящих землетрясениях, которые самым нежелательным образом действуют на психологию читательских масс, принужденных бороться за существование?
Мне кажется, что, наоборот, надо сеять разумное, доб-|х» е. вечное, а не подобный пессимизм, говорящий о грустных явлениях природы, каковые плюс похоронные анонсы убивают дух самодеятельности.
Прошу сочувствующих этому начинанию откликнуться на столбцах, и, конечно, извиняюсь за беспокойство. С совершенным почтением. Старый друг.
М.Г.
Чтобы далеко не бегать, позвольте прибегнуть к содействию голоса печати.
В интересах картд-идантите, каковые до пятнадцати лет считаются младшим возрастом без всяких расходов, надо же ж выяснить, как быть с нашей объединенной молодежью, среди которой имеются многие, что им де-юре под семьдесят, но де-факто никак больше шести-семи лет дать нельзя.
Неужели брать с таких семилеток весь налог полностью. невзирая на букву закона?!
На ответ прилагаю марку.
А. Л. Г.
В номере вашей газеты напечатаны так называемые силуэты, в которых имеется один силуэт, прозрачно намекающий на меня, несмотря на явно вымышленное имя мадам де Курдюковой, устроительницы патриотических собеседований на пляже.
Хотя ваш маленький фельетон и не отрицает наличности купального костюма на моем корпусе, но все же позволяет клеветать как по адресу моего пола, так и характера.
Сим заявляю, что я привлекаю его к ответственности и надеюсь, что, хотя он маленький, но от Немезиды не уйдет.
С сов. почтением (подпись).
РАССКАЗ ПРОСТОГО ЧЕЛОВЕКА