Если вы не задушили
Тетку, Пиковую даму.
То чего же вы стоите
И куда же вы суетесь?!
Ах, шестое это чувство.
Чувство рельс, колес, пространства.
То, что принято у русских
Называть манящей далью…
Замирающее чувство.
Словно вы на полустанке.
Вот придет швейцар огромный —
Страшный бас и густ, и внятен:
— Пер-рвый… Поезд… на четвертом.
Фастов… Знаменка… Казатин…
ВАРИАНТ
Вянет лист. Проходит лето.
Солнце светит скупо.
Так как нету пистолета,
То стреляться глупо.
И к чему былого века
Пошлые замашки.
Когда есть у человека
Честные подтяжки!
Мы не узкие педанты,
Нам и сосны в пору…
Вот и будут эмигранты —
С сосенки, да с бору!
ДНЕВНИК НЕВРАСТЕНИКА
Честь имею доложить.
Что ужасно трудно жить,
Прямо, искренне сознаться,
Невозможно заниматься!..
В гневе мрачный небосвод
Разверзается библейском,
И потоки многих вод
Мчатся в страхе иудейском.
Человеки и стада
Мокнут купно и отменно.
Вот уж именно когда
Всем им море по колено.
Это значит, что опять
Ной в порядке диктатуры
Станет тварей отбирать
Для грядущей авантюры.
…Этак мыслью воспаришь —
И еще противней станет.
Над тобой по скатам крыш
Дождь немолчно барабанит.
Куришь. Киснешь. Морщишь лоб.
Невозможно заниматься.
Эх, мамаша! Хорошо б
Чистым спиртом нализаться,
Наложиться, словно зверь,
И мурлыкать откровенно:
Вот уж именно теперь
Мне и море по колено!..
ЮБИЛЕЙ
Топали. Шарили. Рылись. Хватали.
Ставили к стенке. Водили. Пытали.
Словом, английским сказать языком:
Дом моя крепость, и… крепость мой дом.
Площадь очистили. Цоколь. Ступеньки.
Памятник общий Емельке и Стеньке.
Именно в память того, что ко дну
Стенька персидскую сплавил княжну.
Осень проходит. Одна. И другая.
Третья… Шестая… Седьмая… Восьмая…
Вот и десятая глазом видна!
«Грустную думу наводит она».
Песня ль доносится… Жалоба ль, вздох ли.
Лес обнажился… Грачи передохли…
Ветер гуляет в просторах полей…
В общем, приятная вещь юбилей.
ЛЮБОВЬ ОТ СОХИ
«Зацветают весенние грядки.
Воробей от безумья охрип.
Я люблю вас в ударном порядке.
Потому что вы девушка-тип!
Ах, в душе моей целая смута,
И восторг, и угар, и тоска.
Приходите, товарищ Анюта,
Будем вместе читать Пильняка.
Набухают весенние почки.
С точки зрения смычки простой,
Я дошел, извиняюсь, до точки!
Ибо я индивид холостой.
Прекратите ж сердечную муку.
Укротите сердечную боль.
Предлагаю вам сердце и руку
И крестьянского типа мозоль.
«ХОД КОНЯ»
В Москве состоялся розыгрыш дерби для крестьянских рысаков.
Я чувствую невольное волненье.
Которое не выразишь пером.
Прошли года. Сменилось поколенье.
Все тот же он, московский ипподром.
Исчезли старые и милые названья.
Но по весне, когда цветет земля.
Легки и дымны дней благоуханья
И зелены Ходынские поля.
Иные краски созданы для взора.
Иной игрой взволнована душа, —
Не голубою кровью Галтимора
И не дворянской спесью Крепыша.
Из бедности, из гибели, из мрака,
Для счастья возродяся наконец,
Лети, скачи, крестьянская коняка,
В советских яблоках советский жеребец!
Ты перенес жестокие мученья
И за чужие отвечал грехи.
Но ты есть конь иного назначенья.
Ты, скажем прямо, лошадь от сохи.
Пусть ноги не арабские, не тонки,
И задняя с передней не в ладу.
Есть классовое что-то в селезенке.
Когда она играет на ходу.
Прислушиваясь к собственным синкопам
И не страшась, что вознесется бич.
Ты мчишься этим бешеным галопом.
Который завещал тебе Ильич.
И, к милому прошедшему ревнуя.
Я думаю над пушкинским стихом:
Вот именно, крестьянин, торжествуя,
Играет в ординаре и двойном.