Выбрать главу
Как схватятся соседушки. Как вцепятся в упор! А в воздухе, вот именно. Хоть вешайте топор.
Четвертая, гражданская. Сапожника жена Заехала профессорше Бутылкой от вина.
Бутылка, значит, в целости, Профессорша — навряд. А примусы упорствуют, А примусы горят.
1926, 1931

ПОЭТ

Вся жизнь моя была победой света Над тьмою тем. Я был рожден по воле комитета. Не знаю кем.
Но понял я, что был не самостийным Мой первый час. А отвечал желаниям партийным Вождей и масс.
И мне сказал неведомый родитель: Смотри, подлец! Уже стяжал покойный наш учитель Себе венец…
Его пример, средь прочих наипаче, В душе храни, И не зевай, и в случае удачи И сам стяни.
И я пришел в рабочие артели. Как некий бард. И песнь моя не жаворонков трели, А взрыв петард!
И каждый звук, и мысль моя, и слово, И крик души, Как погреба пожар порохового В ночной тиши.
Я не ищу в поэзии разгадку Тайн бытия. Мне все равно, что сапогами всмятку Торгую я.
Я свой огонь кузнечными мехами Раздул, и вот Я как вулкан, который вдруг стихами Сейчас прорвет.
И хлынет вниз из горла, из воронки. Сорвав затор. Мой молодой, мой бешеный, мой звонкий Мой адский вздор, И озарит пылающим поленом Грядущий век!..
И скажет мне вся партия, весь пленум: — Се, человек.
1932

ПОЗНАЙ СЕБЯ

Басня

Однажды Сидоров, известный неврастеник. С самим собой сидел наедине. Рассматривал обои на стене, И табаком, напоминавшим веник. Прокуривал свой тощий организм И все искал то мысль, то афоризм. Чтоб оправдать, как некую стихию. Свою тоску, свою неврастению, И жизнь свою, и лень, и эгоизм. Но мысли были нищи, как заплаты, И в голову, как дерзкие враги, Не афоризмы лезли, не цитаты, А лишь долги. Когда ж ему невыносимо стало Курить и мыслить, нервы теребя. Он вспомнил вдруг Сократово начало: Познай себя! И подскочил, как будто в нем прорвались Плотины, шлюзы, рухнувшие вниз. И он в такой вошел самоанализ, В такой невероятный самогрыз, В такой азарт и раж самопознанья, В такое постижение нутра. Что в половине пятого утра. На потолок взглянув без содроганья. Измерил взглядом крюк на потолке, А ровно в пять висел уж на крюке.
* * *
Сей басни смысл огромен по значенью: Самопознание приводит к отвращенью.
1935

ПРИЗНАНИЯ

Мы были молоды. И жадны. И в гордыне Нам тесен был и мир, и тротуар. Мы шли по улице, по самой середине, Испытывая радость и угар —
От звуков музыки, от солнца, от сиянья. От жаворонков, певших в облаках, От пьяной нежности, от сладкого сознанья. Что нам дано бессмертие в веках…
Мы были молоды. Мы пели. Мы орали. И в некий миг, в блаженном забытьи, В беднягу пристава то ландыши швыряли. То синие околыши свои.
Звенела музыка, дрожала мостовая… Пылал закат. Изнемогавший день Склонялся к западу, со страстию вдыхая Прохладную лиловую сирень.
Мы были смелыми. Решительными были. На приступ шли и брали города. Мы были молоды. И девушек любили. И девушки нам верили тогда…
Клубились сумерки над черною рекою. Захлопывалось темное окно. А мы все гладили прилежною рукою Заветное родимое пятно.
Мы поздно поняли, пропевши от усердья Все множество всех песен боевых, Что нет ни пристава, ни счастья, ни бессмертья… Лишь ландыши, и то уж для других.
1934

НОЧНОЙ ЛИВЕНЬ

Напои меня малиной. Крепким ромом, цветом липы. И пускай в трубе каминной Раздаются вопли, всхлипы…
Пусть скрипят и гнутся сосны, Вязы, тополи иль буки. И пускай из клавикордов Чьи-то медленные руки
Извлекают старых вальсов Мелодические вздохи. Обреченные забвенью, Несозвучные эпохе.