Никакой разницы, милостивые государи, между ними нет.
Это оба очага общественного бедствия открыты всю ночь напролет, что же касается нюанса конечностей, то в одном происходит простым поднятием руки, в другом — простым поднятием ног. но факт налицо: всеобщее разложение нравов и борьба за власть.
Пристало ли нам подвергаться сей мировой заразе и, следуя программе Ивана Калиты, переносить чужеродный негритянский джаз в черноземную полосу средней России?!
В чем же спасение? Или где же выход?
Мы много над этим думали и надумали: спасение — в диктатуре, и выход там же.
Но прежде всего остановимся и попробуем разобраться. Диктатором называется человек, умеющий диктовать.
Все остальные пишут под диктовку и называются населением.
Кто не желает подчиняться правилам правописания, высылается вон и называется эмигрантом.
При диктатуре пролетариата правописание — новое, при едином диктаторе правописание — старое.
Но эмигранты неизбежны при всех правописаниях.
Кроме того, мы настаиваем на обоих юсах, большом и малом, как для вывесок, так и для частной переписки.
Мы говорим честно: лицом к истории и спиной к Европе!
При двух юсах у нас не будет двух палат, ура! и пошлем почтотелеграмму!..
Самое лучшее, когда диктатор из военных.
Это, так сказать, идеальный случай.
Но могут быть, конечно, и другие случаи с диктаторами.
Совершенно штатские.
Остановимся и попробуем разобраться.
Страной, наиболее нам родственной по духу и традициям, является Испания.
Старое русское выражение «никаких испанцев» является теперь очевидным и вопиющим анахронизмом.
Наоборот, именно испанцев и как можно больше!
В смысле нравов сплошное целомудрие, за всю свою многовековую историю — каких-нибудь тринадцать альфонсов, при такой территории цифра явно ничтожная.
Несмотря на это, Испания была накануне гибели, от которой ее спас храбрый кавалерийский генерал с чудной, непереводимой фамилией.
Он распустил парламент и особым декретом уничтожил дамские декольте.
Через несколько дней страна расцвела.
Но возьмем другой пример, возьмем Грецию.
Греция была накануне гибели. Короля укусила обезьяна. Венизелос, которому было семьдесят два года, женился, а парламент непрерывно заседал.
Тогда явился храбрый греческий адмирал и поднял адмиральский флаг.
Вслед за этим он немедленно распустил парламент и подтянул гречанок, которых до него чересчур распустили греки.
Приказом по армии и флоту адмирал мужественно изменил короткие женские юбки.
Страна немедленно расцвела, а кефаль безумно подешевела.
Но и Испания, и Греция должны стушеваться пред страной, на которую обращены наши вожделенные взоры.
И страна эта — Италия…
Герцог Муссолини, прямой потомок Ромула и Рема, вскормленных молоком волчицы, непревзойденный зачинатель итальянского ренессанса, вот великий пример для нас, зачинателей ренессанса по-русски.
Тысячи дансингов и один парламент были им закрыты в мгновение ока. Вот она. вечность во мгновении!..
И поэтому мы и говорим:
— Да здравствуют Ромул и Рем, и мамка ихняя, ур-р-ра!
РУКОВОДСТВО ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ
Государственным переворотом называется такое явление. когда все летит вверх тормашками.
Тормашки есть юридическое понятие, установленное с незапамятных времен энциклопедией права.
Тормашками можно лететь только вверх, и ни в каком случае — вниз.
Это очень важно, так как при обилии государственных переворотов внизу не хватило бы места, в то время как наверху его сколько угодно.
Когда переворот не удается, он называется бунтом.
Между тем как удавшийся бунт называется переворотом.
Есть такие государства, которые переворачиваются не менее четырех раз в год.
Так, например, Мексика очень гордится своими мексиканскими тормашками, стяжавшими ей всемирную славу.
Не меньшую подвижность обнаруживали в свое время и русские пейзане.
— Сенька, подержи мои семечки, я ему морду набью.
В этих простых словах ясно чувствуется отвращение к парламентаризму.
В приличном обществе принято, чтобы перевороты производились генералами.
Если генерала нет, то это не общество, а черт знает что.
Боевой генерал рассуждает так: выйти ему в отставку или перерезать телефонные провода?!
Логика прямо указывает на то, что лучше перерезать провода.
Тогда генерал садится на коня и верхом въезжает в заседание Сената.
Увидев в своей среде настоящую живую лошадь, сенаторы заявляют, что хотя они пешеходы, но душой и тормашками принадлежат отечеству.
Генерал берет под козырек и говорит, что он желает немедленно присягать.
Все в восторге.
Чтобы подчеркнуть торжественность момента, сенаторы выстраиваются полукругом, и против каждого из них устанавливается пушка, заряженная по всем правилам артиллерийского искусства.
Тогда генерал вынимает шашку и. замахнувшись по обычаю на председателя собрания, в конном порядке присягает на верность конституции.
Вечером город роскошно иллюминован и погреба взрываются один за другим.
Празднично настроенное население сбегается смотреть на похороны жертв революции, а на уличных столбах вместо всем надоевших афиш каких-нибудь индийских факиров и дрессированных блох яркими пятнами красуются воззвания генерала к стране.
«Португальцы, португалки и португальские дети!
Отечество в опасности.
Важнейшие телеграфные провода, равно как и лидеры партий, перерезаны!
Палата депутатов распущена до последней возможности.
Уступая давлению народных масс, президент республики удавился.
Но это неважно. Он все равно должен был быть предан суду.
Новые выборы будут назначены через десять лет, и пусть наконец страна выскажется.
В тяжкую минуту ниспосланных нам испытаний я принял на себя бремя власти.
Поэтому мародеры будут хорониться за государственный счет, а предварительно расстреливаться на месте.
После семи часов вечера никто не имеет права показываться на улицу, не исключая и домашних животных. С нами Бог!
Подпись:
Генерал от кавалерии Перес Малхамувэс-Алфонсино-Гомес».
Чрезвычайно деликатно положение иностранных дипломатов, аккредитованных при переворачивающемся государстве.
Существующий беспорядок вещей требует величайшей осмотрительности.
И пуля — дура, и бомба — дура, разорвет тебя на полную мелочь, а потом иди доказывай, что ты не португалец, а полномочный посланник республики Боливии.
В таких случаях принято, чтобы победоносный генерал извинялся перед иностранными державами за каждого разорванного дипломата в отдельности.
Как только телеграфные провода восстановлены, генерал начинает телеграфировать, а пострадавший дипломатический корпус запечатывается в роскошный цинковый гроб и отправляется к себе на родину под чудные звуки военного оркестра. Это очень трогательный обычай.
Ввиду того что в стране царит полное спокойствие, генерал доарестовывает членов бывшего правительства и сажает их в тюрьму, где уже сидят члены еще ранее бывшего правительства, равно как и правительства давно прошедшего.