Идя навстречу назревшей потребности, переиздательство наше предлагает просвещенному вниманию господ соотечественников, а также соотечественниц настоящий письмовник, состоящий из образцов писем на разные случаи эмигрантской жизни и смерти.
С совершенным почтением Переиздательство.
Дорогой Владимир Андреевич!
Спешу поделиться с вами своей радостью.
Только что получил телеграмму из Ниццы, что наша фамильная персидская шаль в принципе уже продана богатейшей американке.
Деньги будут переведены, как только удастся оформить сделку.
Как видите, предчувствие меня не обмануло.
Кстати, о деньгах.
Не можете ли вы ссудить меня пятью франками до вторника после обеда или в крайнем случае до после ужина?
Если это возможно, то благоволите деньги вручить подателю, который имеет от меня официальную доверенность на всю сумму.
Заранее благодарю Вас и крепко жму Вашу благородную руку.
Дорогие и милые Анна Петровна и Александр Александрович! Какая безумная досада! Только что получили вашу милую открыточку с извещением, что вы будете у нас сегодня вечером, и безумно обрадовались.
Но пять минут назад нас внезапно выселили из квартиры, и мы должны, по новому квартирному закону, немедленно выехать на улицу.
Безумно жаль, но ничего не поделаешь.
Как только вернемся с улицы, так сейчас же пригласим вас на новоселье.
Пишите до востребования.
Любезнейший Яков Яковлевич!
Имею к Вам очень серьезное дело.
Дело в том, что мне нужна виза на въезд в Париж.
При Ваших связях Вам, вероятно, ничего не будет стоить добиться благоприятного результата.
На всякий случай напоминаю Вам, что меня зовут Семен Семенович Канданаки, землемер, 49 лет, при нем жена Мария Спиридоньевна, урожденная Папандопуло, 42 лет, и дети: Кирилл, Мефодий и Артаксеркс, 14, 13 и 12 лет, а познакомились мы с Вами, кажется, в Гурзуфе, кажется, в 1902 году, если это только были именно Вы.
Господи, как время бежит!
Писать можете прямо: Чехословакия, город Брно, угол Трно и Крно, номер пять, мне. Но визу, голубчик, непременно по телеграфу.
Спасибо, спасибо, спасибо.
Дорогой Соломон Федорович!
Вот уже ровно три с половиною месяца, как вы с честью несете знамя нашей дорогой зарубежной матушки-России.
Иных уж нет, а те далече, но вы бодро идете вперед и стоите на посту.
Но все-таки впереди огоньки.
И настанет же день, и погибнет Ваал, и идея восторжествует, как феникс из пепла.
Ура! Ура! Ура!..
Подписи
Милостивый Государь г-н редактор!
Прошу вас не отказать дать место нижеследующим строкам на страницах вашей многоуважаемой газеты:
В отчет о концерте-бале в пользу «Общества борьбы с трахомой среди русских подкидышей» вкралась досадная опечатка:
С обычной грацией был исполнен чардаш не г-жой Телятниковой. как было ошибочно сказано, а г-жой Коровиной.
Примите и проч.
Когда вы будете читать эти строки, душа моя будет уже за рубежом.
Что касается тела, то это ваше дело.
Умираю, чтоб досадить окружающим, пусть повозятся.
Венков и цветов не надо, сами нюхайте.
И затем не прощайте, а до свидания. Надеюсь, скоро встретимся.
Дорогая Катя!
Не такое теперь время, чтоб жениться.
Твой Коля.
НАУКА СТИХОСЛОЖЕНИЯ
На днях получил письмо.
«Многоуважаемый Мосье.
У нас есть к вам просьба, но мы не решаемся ее выразить.
Но, между прочим, решившись, выражаем.
Мы, группа молодежи, хотим писать стихи для красо-гы и вообще для самообразования, чтобы издавать рукописный журнал, хотя бы еженедельный или раз в месяц.
Но, наверное, это очень трудно, хотя родной папа одного нашего сотрудника уверяет, что нет такого болвана, который не мог бы сочинять стихи.
Пожалуйста, будьте настолько любезны и научите в короткий срок, до востребования, и прилагаем марку в 50 сайт, для ответа.
С совершенным почтением группа молодежи».
Мне почему-то кажется, что группа эта, столь расточительно швыряющая пятьдесят сантимов, состоит из одного человека и что человеку этому не ранее как через два с половиной года исполнится полных пятнадцать лет.
Но кто его знает, может быть, и нет.
Возможно, что в самом деле пред нами новая общественная группировка, этакий коллектив честных эмбрионов, которых следует отечески поддержать и, в гроб сходя. благословить.
Поэтому не стану копаться, а просто открою курсы заочного практического стихосложения.
Итак.
— Многоуважаемая группа!
Анонимный папа одного из ваших сотрудников, увы, совершенно прав.
Действительно, нет ни одного мало-мальски законченного болвана, даже совершеннолетнего, который не писал бы стихов.
Но это обстоятельство должно вас только ободрить.
В одной советской России появилось за последние несколько лет сорок тысяч зарегистрированных юношей, рифмующих пятницу и яичницу, а также палец и мерзавец.
Вы понимаете, дорогие дети, что сорок тысяч — это уже целая дивизия, и притом конная, потому что вы должны усвоить раз и навсегда, что Пегас — это лошадь.
Для того чтобы писать стихи, надо прежде всего не думать.
Стих должен литься, как вода из водопровода, хлюпая во все стороны.
Такое явление называется «брызги пера».
Если у вас есть перо и нет ни одной лишней мысли в голове, садитесь и брызгайте!
Все, что вам удастся набрызгать, озаглавьте как можно проще.
Скажем, «Из цикла».
Или: «Триоли и Триолеты».
Или просто: «Лес шумит».
Легче всего и благороднее писать стихи с настроением.
Против стихов с настроением не устоит ни одна порядочная девушка, будь она даже каменная, как антрацит.
Настроение черпается где угодно — в глазах, в губах, в зубах, но обязательно во множественном числе.
Не дай Бог начать в единственном… все дело испортите!
Например:
— «Я утонул в твоих глазах»… Правда ведь, ничего себе?!
А попробуйте сказать:
— «Я утонул в твоем глазу…» Катастрофа!
То же самое с губами или зубами.
Даже очень мило выйдет, если сказать:
— «И он припал к ее губам».
И посудите сами, что получится, если вы скажете:
— «И он припал к одной губе!..»
Пусть губа и не дура, но разве она это может выдержать?
Конечно, нет.
Все, что до сих пор сказано, относится к какому-нибудь одушевленному предмету.
Но настроение может быть и беспредметным, неопределенным и, так сказать, воздушным.
Например: