— Еще раз извините, больше такое никогда не повторится, — она обезоруживающе улыбнулась гвардейцу. Тот взглянул на предмет, потом на девушку, потом на Кавелли.
— Понимаю. — Швейцарец кивнул, снова посмотрел на Пию, быстро приложил руку к шлему и удалился, сохраняя при этом необыкновенное достоинство.
Девушка посмотрела на Кавелли, сохраняя самое невинное выражение лица.
— Вот видите, ничего страшного. Ватиканские стражи очень любезны. Даже не знаю, почему вы так расстроились. — Она вызывающе усмехнулась. — В Риме никто не станет строго осуждать девушек, которые плещутся в фонтанах. Разве вы не знаете этого фильма Феллини?
Лицо Кавелли приобрело кислое выражение.
— Мы не в Риме, а в Ватикане. И фильм «Сладкая жизнь», безусловно, не относится к моим самым любимым.
Но Пию, похоже, откровенно забавляла его злость.
— Дон, может, вам стоит уехать отсюда? Иначе вы станете похожи на всех остальных местных обитателей.
— Каких именно?
— На постных католических святош. Какая в этом радость?
Кавелли быстро изобразил преувеличенно бодрую улыбку, чтобы ничем не напоминать католического святошу.
— Порой я и сам задаюсь этим вопросом.
Девушка рассмеялась.
— Давайте, наконец, посмотрим, что в пакете. Ясно уже, что это — какая-то книга.
Он осмотрелся. Вдалеке он увидел реставратора из мозаичной мастерской. Женщина приветливо помахала ему рукой.
— Не здесь. Лучше будет пойти ко мне домой.
— Хорошо. — Пия надела туфли. — Туда, не так ли? — она указала пальцем куда-то на юг.
— Верно.
Пока они пробирались через многочисленные сады к его жилищу, с лица Кавелли не сходила невольная улыбка. Католический святоша. Конечно, абсурдно предполагать, что он хоть чем-то на него похож.
Но на всякий случай стоит последить за тем, как он выглядит со стороны, возможно, Пия отчасти права.
XXIV
— У вас есть полотенца? Не хочу вам тут все затопить.
— В ванной что-то есть, возьмите их.
Он взял в руки завернутую книгу, которую Пия положила на стол в гостиной. Он решил не распаковывать сверток, пока она не вернется. На ощупь содержимое было основательно пропитано водой. Несомненно, упаковка, которая предназначалась для того, чтобы сохранить книгу сухой, не слишком помогла. Кавелли прошел на кухню, снял резинки, обмотанные вокруг пакета, осторожно размотал внешнюю часть упаковки и, придерживая сверток, перевернул его над кухонной раковиной. Вылилось около полулитра воды. В дверях кухни появилась Пия. Она с тревогой посмотрела на размокший пакет.
— Черт возьми!
Кавелли осторожно вытащил книгу наружу. Она, конечно, весьма основательно промокла, однако название читалось легко.
— Христофор Колумб? — удивилась девушка.
— Да, это его биография. А чего вы ожидали?
— Понятия не имею, ничего определенного. Но уж точно не это.
Он попытался открыть книгу. Получилось лишь отделить обложку от остальных страниц, которые оказались настолько мокрыми, что слиплись в ком.
— Сначала придется это высушить, иначе страницы просто порвутся.
Пия состроила недовольную гримасу и пожала плечами.
Кавелли вынес книгу на террасу и положил ее сушиться на плетеный стул на самом солнцепеке. Пия хихикнула, и он взглянул на нее, как бы спрашивая, что именно она находит смешным.
— Мне просто вспомнилось, как быстро бедный гвардеец сменил гнев на милость. Если бы я попалась на таких проделках с кем-нибудь другим, то наверняка бы в два счета вылетела из ватиканских стен.
— Пожалуй.
Она вышла на террасу, несколько растерянно разглядывая сад.
— Невероятно! И вы пользуетесь всей этой роскошью только благодаря вашему знаменитому предку?
— Похоже на то.
— Ваш прародитель был довольно интересным человеком.
— Можно и так сказать, — согласился он.
— У вас есть его изображение?
— К сожалению, нет. Но оно существует.
— Дайте я догадаюсь: портрет висит где-то в Ватикане?
— Верно.
— Вы никогда не спрашивали, можно ли вам его забрать? Думаю, что при том, сколько тут картин, они прекрасно обойдутся без портрета чьего-то предка, которого не знает ни одна свинья.
Кавелли, казалось, несколько мгновений обдумывал эту мысль, но затем сокрушенно покачал головой.
— Маловероятно, что мне когда-нибудь отдадут этот портрет.
— Дон, а вы когда-нибудь об этом просили?