— Санчо, ты не опытенъ въ дѣлѣ приключеній, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, я тебѣ говорю, что это великаны, и если ты страшишься ихъ, то отъѣзжай въ сторону и молись Богу тѣмъ временемъ, какъ я вступлю съ ними въ ужасный и неровный бой.
Въ тоже мгновеніе, пришпоривъ Россинанта, и не слушая клятвъ своего оруженосца, не перестававшаго увѣрять его, что отъ принимаетъ вѣтряныя мельницы за великановъ; онъ скачетъ впередъ, и чѣмъ ближе подъѣзжаетъ къ мельницамъ, тѣмъ сильнѣе убѣждается, что видитъ передъ собою великановъ. «Не убѣгайте», кричалъ онъ, во все горло мельницамъ, «не убѣгайте, презрѣнныя твари! Вы видите, что я одинъ готовлюсь поразить васъ». Въ эту минуту дунулъ легкій вѣтерокъ и крылья мельницъ пришли въ движеніе.
«Двигайте, двигайте вашими руками», продолжалъ кричать Донъ-Кихотъ, «и не устрашусь васъ, хотя бы вы двинули большимъ числомъ рукъ, чѣмъ сколько ихъ было у великана Бріарея, потому что сію минуту я уничтожу ихъ всѣхъ». Обратясь за тѣмъ съ воззваніемъ къ своей дамѣ, прося ее одушевлять своего рыцаря въ предстоящей битвѣ, онъ прикрылся щитомъ и, укрѣпивъ въ рукѣ копье, устремился на ближайшую мельницу, въ крыло которой со всего размаха вонзилъ свое копье. Въ тоже мгновеніе вѣтеръ повернулъ крыло такъ сильно, что, разбивъ въ дребезги копье Донъ-Кихота, оно повалило его самого на землю вмѣстѣ съ Россинантомъ. Увидѣвъ это, Санчо, во всю прыть своего осла поскакалъ на помощь къ рыцарю, ударившемуся такъ сильно, что онъ не чувствовалъ себя въ силахъ шевельнуть ни рукой, ни ногой.
— Владычица Богородице! воскликнулъ Санчо. Не говорилъ ли а вамъ, что вы нападаете за вѣтрявнныя мельницы? Право, нужно имѣть въ головѣ такія же мельницы, чтобы принять ихъ за великановъ.
— Молчи, сказалъ Донъ-Кихотъ. Узнай прежде, что ничто въ мірѣ не подвержено въ такой степени капризамъ судьбы, какъ война, эта олицетворенная превратность. Сказать ли тебѣ, что я думаю и въ чемъ я увѣренъ вполнѣ; случившаяся съ вами мистификація, это новая продѣлка проклятаго Фрестона, похитившаго кабинетъ съ моими книгами, и теперь преобразившаго великановъ въ вѣтрянныя мельницы, желая отнять у меня славу великой побѣды, которую предстояло мнѣ одержать; но какъ не примирима его вражда ко мнѣ, тѣмъ не менѣе наступитъ минута, когда мой мечъ восторжествуетъ надъ его искуствомъ.
— Дай Богъ, проговорилъ Санчо, помогая своему господину взобраться на Россинанта, у котораго одна нога была почти вывихнута.
Продолжая говорить о великанахъ, превращенныхъ въ мельницы, рыцарь и его оруженосецъ направились по многопосѣщаемой дорогѣ въ пуэрто-лаписскому ущелью, на которой, по словамъ Донъ-Кихота, нельзя было не наткнуться на множество приключеній. Сожалѣя о своемъ разбитомъ копьѣ, онъ сказалъ Санчо: «гдѣ то читалъ я, что испанскій рыцарь Діего Пересъ де-Варгасъ, сломивъ въ бою копье, вооружился огромнымъ дубовымъ сукомъ и умертвилъ имъ въ тотъ день столько мавровъ, что сталъ потомъ извѣстенъ въ народѣ, подъ именемъ маврогубца — наименованіе, которое потомки его присоединили къ своей фамиліи Варгасъ. Я упомянулъ объ этомъ потому, что я тоже намѣренъ отломить подобный сукъ отъ перваго встрѣченнаго нами дуба, и вооруженный имъ, я совершу такіе подвиги, что ты сочтешь себя счастливымъ, будучи только свидѣтелемъ тѣхъ безпримѣрныхъ дѣлъ, которымъ нѣкогда съ трудомъ станутъ вѣрить».
— Да будетъ такъ, отвѣчалъ Санчо, вы говорите и я вамъ вѣрю. Но поправтесь немного; вы сидите на сѣдлѣ совсѣмъ криво, потому что вѣрно не оправились еще отъ недавняго паденія.
— Да, сказалъ Донъ-Кихотъ, и если я не жалуюсь на боль, то потому только, что странствующимъ рыцарямъ запрещено жаловаться даже тогда, еслибъ желудокъ ихъ былъ пробожденъ и внутренности изъ него выходили бы наружу.
— Если для рыцарей существуютъ подобные законы, то мнѣ остается только молчать; хотя, правду сказать, я лучше желалъ бы, чтобъ ваша милость стонали, когда чувствуете себя не совсѣмъ хорошо. Я, по крайней мѣрѣ, не откажу себѣ въ этомъ облегченіи, и при первой царапинѣ закричу благимъ матомъ, если только стоны не возбранены и оруженосцамъ странствующихъ рыцарей.
Донъ-Кихотъ, улыбнувшись наивности своего оруженосца, сказалъ ему, что онъ можетъ стонать сколько ему будетъ угодно, не опасаясь нарушить рыцарскихъ уставовъ. Не отвѣчая за слова своего господина, Санчо намекнулъ, что пора бы пообѣдать.
Обѣдай себѣ, сказалъ Донъ-Кихотъ; я же не чувствую въ этомъ никакой надобности.
Обрадованный даннымъ ему дозволеніемъ, Санчо устроился съ возможнымъ удобствомъ на своемъ ослѣ, и доставъ изъ котомки провизію, принялся уничтожать ее, слѣдуя за своимъ господиномъ и запивая каждый проглоченный кусокъ виномъ съ такимъ наслажденіемъ, что онъ порадовалъ бы любаго содержателя виннаго погреба въ Малагѣ. Забывъ въ эту минуту всѣ обѣщанія Донъ-Кихота, Санчо находилъ чрезвычайно пріятными странствованія въ поискахъ приключеній.
Вечеромъ путешественники ваши остановились подъ тѣнью вѣковыхъ деревъ, и Донъ-Кихотъ отломилъ отъ одного изъ нихъ огромный сукъ, намѣреваясь замѣнить имъ свое сломанное копье. Онъ обдѣлалъ его въ желѣзо, оставшееся у него отъ прежняго копья и за тѣмъ, не смыкая глазъ, провелъ всю ночь въ мечтахъ о Дульцинеѣ, желая ни въ чемъ не отступать отъ уставовъ странствующихъ рыцарей, которымъ вмѣнялось въ обязанность, по крайней мѣрѣ въ книгахъ, прочитанныхъ Донъ-Кихотомъ, неустанно бодрствовать въ воспоминаніяхъ о своихъ дамахъ. оруженосецъ же его, плотно закусившій, превосходно спалъ всю ночь, и его вѣроятно не разбудили бы ни лучи восходящаго солнца, ударявшіе ему прямо въ лицо, ни пѣніе птицъ, радостно привѣтствовавшихъ пришествіе дня, еслибъ онъ не былъ разбуженъ своимъ господиномъ, кликнувшимъ его пять или шесть разъ. Протеревъ глаза, онъ прежде всего протянулъ руку къ флягѣ съ виномъ, къ горю его нѣсколько опорожненной и которой онъ, къ пущему горю, на видѣлъ возможности пополнить во время предстоявшихъ ему странствованій. Донъ-Кихотъ же — по прежнему отказался отъ закуски, предпочитая питать себя своими любовными мечтами. Отправившись по прежней дорогѣ, рыцарь увидѣлъ около трехъ часовъ пополудни пуэрто-лаписскій проходъ и, обратясь къ своему оруженосцу, сказалъ: «Санчо! вотъ мѣсто, гдѣ мы, такъ сказать, до локтей погрузимся въ море приключеній. Теперь слушай внимательно, и не забывай того, что я скажу тебѣ. Въ случаѣ, если бы ты увидѣлъ меня, въ величайшей опасности, берегись обнажить мечъ, если только ты не увѣришься, что мы имѣемъ дѣло съ чернью, или какою нибудь сволочью, тогда ты смѣло можешь поражать ихъ, но если я буду биться съ рыцарями, то по закону вашему, ты не можешь сразиться съ ними, пока самъ не будешь посвященъ въ рыцари».
— Повинуюсь, сказалъ Санчо, тѣмъ охотнѣе повинуюсь, что я отъ природы человѣкъ миролюбивый и врагъ всякихъ ссоръ и только тогда, когда дѣло коснется обороны моей собственной персоны, тогда позвольте уже мнѣ отложить въ сторону всѣ ваши рыцарскіе законы и распорядиться по своему. Въ просьбѣ моей, кажется, нѣтъ ничего противнаго законамъ Бога и церкви.
— Согласенъ, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, но повторю еще разъ: когда я буду сражаться съ рыцарями, тогда ты удерживай порывы своего природнаго мужества.
— О, въ этомъ отношеніи, будьте покойны, сказалъ Санчо, приказаніе ваше будетъ выполнено такъ же свято, какъ обѣтъ праздновать воскресенья.
Въ это время за дорогѣ показались два монаха, прикрытые зонтиками и ѣхавшіе верхомъ на дромадерахъ, мулы ихъ ростомъ рѣшительно приближались къ дромадерамъ. Не вдалекѣ. за ними слѣдовала карета, сопровождаемая четырьмя или пятью всадниками и двумя слугами, шедшими пѣшкомъ. Въ этой каретѣ ѣхала, какъ узнали въ послѣдствіи, одна бискайская дама, въ Севилью, къ своему мужу, отправлявшемуся вскорѣ въ Индію для занятія тамъ какой то важной должности. Не успѣлъ Донъ-Кихотъ замѣтить монаховъ, не принадлежавшихъ въ обществу бискайской дамы, а только ѣхавшихъ съ него рядомъ, какъ уже говорилъ Санчо: «другъ мой, или я страшно ошибаюсь, или мы готовы наткнуться на славнѣйшее приключеніе, какое когда либо встрѣчалось. Эти черныя, движущіяся на насъ тѣни, это, безъ всякаго сомнѣнія волшебники, похитившіе какую нибудь принцессу, которую они увозятъ въ этой каретѣ. Санчо! я долженъ остановить ихъ.»
— Вы, кажется, хотите затѣять тутъ что-то худшее, чѣмъ нападеніе на вѣтрянныя мельницы, отвѣчалъ Санчо. Взгляните внимательнѣе и вы убѣдитесь, что эти черныя тѣни ничто иное, какъ монахи, а въ каретѣ ѣдутъ какіе нибудь путешественники. Ради Бога, подумайте, что вы намѣрены дѣлать, и да не введетъ васъ сатана въ новое искушеніе.
— Санчо, повторяю тебѣ, что ты ничего не смыслишь въ дѣлѣ приключеній, и это я тебѣ сейчасъ докажу, сказалъ Донъ-Кихотъ. Съ послѣднимъ словомъ, онъ поскакалъ на середину дороги и на разстояніи, на которомъ монахи могли едва слышать его, громкимъ голосомъ закричалъ имъ: «жильцы подземнаго міра! порожденье сатаны! Освободите сію же минуту плѣненныхъ вами принцессъ, которыхъ вы везете въ этой каретѣ, или готовьтесь принять отъ руки моей смерть, какъ достойную казнь за ваши злодѣянія.»