— Когда мнѣ удастся получить какое-нибудь управленіе, которое вытянетъ меня изъ грязи, продолжалъ Санчо, когда я выдамъ дочь мою, по моему желанію; тогда ты увидишь, глупая баба, какъ станутъ звать тебя Дона-Тереза Пансо, какъ на зло всѣмъ дворянкамъ нашего околотка, ты будешь сидѣть въ церкви на бархатныхъ подушкахъ и роскошныхъ коврахъ. Что-жъ? хочешь ли ты, какъ статуя, оставаться все въ одномъ положеніи, не возвышаясь и не понижаясь. Но, думай и говори что хочешь, я же знаю только, что дочь моя будетъ графиней.
— Санчо! будь осторожнѣе. Смотри, чтобы слова твои не погубили нашей дочери. Дѣлай, что хочешь, но я никогда не соглашусь видѣть Саншэту графиней. Ты знаешь, я всегда любила равныхъ себѣ, и не выкосила спѣси и высокомѣрія. При крещеніи меня назвали Терезой, отецъ мой звался Каскаіо: но тамъ гдѣ тронъ, тамъ и законъ, я довольна моимъ именемъ, и не хочу удлинять его изъ страха, чтобы, сдѣлавшись черезъ чуръ длиннымъ, оно не затронуло чужихъ языковъ. Неужели ты думаешь они поцеремонятся сказать: погляди-ка, какъ подняла носъ эта жена свинопаса. Еще вчера она сидѣла за прялкой, и чуть не въ одной юбкѣ тащилась къ обѣднѣ, а теперь, сударыня изволитъ щеголять въ бархатѣ и шелкахъ. Если Господь оставитъ при мнѣ моихъ пять или шесть, словомъ, столько чувствъ, сколько у меня ихъ теперь, то видитъ Богъ, я не доставлю нашимъ сосѣдямъ удовольствія острить языки на мой счетъ. Дѣлайся ты себѣ губернаторомъ, президентомъ, словомъ, чѣмъ хочешь; но что до моей дочери и меня, то нога наша никогда не переступитъ ограду нашей деревни. У хорошей жены сломана нога и сидитъ она дома, а честной дѣвкѣ праздникъ въ работѣ. Отправляйся же, Санчо, искать приключеній съ твоимъ господиномъ Донъ-Кихотомъ, и оставь насъ въ покоѣ. Странно только, откуда взялся у твоего господина этотъ донъ, безъ котораго прожили дѣды и отцы его.
— Жена! самъ чортъ должно быть сидитъ въ тебѣ, воскликнулъ Санчо, иначе не наговорила бы ты столько чепухи. Скажи на милость, что общаго имѣютъ мои слова съ Каскаіо, бархатомъ и президентами? Безтолковая баба! Безтолковая, потому что ты не слушаешь разсудка и отъ счастія своего бѣжишь, какъ отъ чумы. Еслибъ я настаивалъ на томъ, чтобы дочь моя, торчмя головой, кинулась съ башни, или отправилась таскаться по свѣту, какъ инфанта дона-Урака, ну, тогда, ты вправѣ была бы не слушать меня; но если я въ три шага и одинъ прыжокъ надѣюсь сдѣлать столько, что заставлю называть Саншэту сударыней; если я хочу видѣть ее, сидящею не на соломѣ, а подъ балдахиномъ, на большемъ числѣ бархатныхъ подушекъ, чѣмъ сколько альмогадовъ въ Марокѣ, что же, въ этомъ случаѣ, заставляетъ тебя перечить мнѣ?
— Что? знаешь ты кажется эту пословицу нашу: кто закрываетъ тебя, тотъ тебя открываетъ. На бѣдняка кидается взоръ мимоходомъ, но на богачѣ онъ останавливается надолго, и если богачъ былъ когда-то бѣденъ, то о немъ не перестаютъ говорить, судить и, что хуже всего, пересуды эти стоитъ только начать, чтобы никогда не кончить; сплетники, дѣло извѣстное, роятся на улицахъ какъ пчелы.
— Бѣдняжка! проговорилъ Санчо. Слушай-ка жена, продолжалъ онъ, что я скажу тебѣ, а скажу я тебѣ такое, чего ты отродясь еще не слыхивала, и что вышло не изъ моей башки, замѣть это: я повторю слова священника, проповѣдывавшаго у насъ во время поста. Онъ говорилъ, если память не измѣняетъ мнѣ, что въ умѣ нашемъ лучше запечатлѣвается то, что у насъ предъ глазами, чѣмъ то, что мы когда то видѣли.[3]
— Такъ, когда мы видимъ человѣка роскошно одѣтаго и окруженнаго многочисленной прислугой, мы чувствуемъ къ нему невольное уваженіе, хотя быть можетъ знали его, окруженнаго нищетой, и это потому, — что положеніе, въ которомъ онъ является намъ, затмѣваетъ собою то, въ которомъ мы когда то его видѣли. И въ самомъ дѣлѣ: почему этотъ человѣкъ, вознесенный судьбой, если только онъ благороденъ и добръ, долженъ быть меньше уважаемъ, чѣмъ человѣкъ богатый съ колыбели. Только одни завистники готовы корить разбогатѣвшаго бѣдняка его прошлой бѣдностью.
— Не про меня писаны эти мудрости, отвѣчала Тереза. Дѣлай, что хочешь и оставь меня въ покоѣ, если ты такъ твердо рѣшился исполнить то, что задумалъ.
— Рѣшился, а не рѣшився, замѣтилъ Санчо.
— Перестань переливать изъ пустого въ порожнее, возразила Тереза. Я говорю, какъ Богъ мнѣ велѣлъ, и этого довольно съ меня. Если же ты хочешь, во что бы то ни стало, быть губернаторомъ, то возьми съ собою твоего сына, пусть онъ пріобрѣтетъ при тебѣ навыкъ къ управленію; ты знаешь, сыновья должны рано ознакомливаться съ занятіями своихъ отцовъ.
3
(Слѣдующая рѣчь Санчо, возвышающаяся надъ недалекимъ умомъ его, служитъ второю причиною, почему переводчикъ этой главы сомнѣвается въ ея достовѣрности).