— Другъ мой! какого рода вѣсти приносишь ты мнѣ? сказалъ Донъ-Кихотъ, завидѣвъ своего оруженосца. Какимъ камнемъ суждено мнѣ отмѣтить сегодняшній день: бѣлымъ или чернымъ?
— Краснымъ! отвѣтилъ Санчо, какъ тѣ вывѣски, которыя хотятъ сдѣлать замѣтными издалека.
— Ты приносишь мнѣ значитъ радостныя вѣсти? сказалъ Донъ-Кихотъ.
— Такія радостныя, что вамъ стоитъ только пришпорить Россинанта, и сказать на встрѣчу Дульцинеѣ, которая ѣдетъ сюда съ двумя своими горничными.
— Пресвятая Богородице! воскликнулъ рыцарь; правду-ли ты говоришь? Санчо, будь откровененъ со иной и ложной радостью не думай разсѣять мое уныніе!
— А мнѣ что за выгода надувать васъ, когда вы въ двухъ шагахъ отъ возможности повѣрить мои слова, отвѣтилъ Санчо. Пришпоривайте же Россинанта, слѣдуйте за мной и вы узрите нашу владычицу принцессу, разряженную, какъ подобаетъ ей. Она и ея прислужницы — это я вамъ скажу, цѣлыя алмазныя рѣки, жемчужныя ожерелья, золотыя и серебряныя ткани, и право я, не понимаю даже, откуда берутся у нихъ силы нести все это на себѣ. Волосы ихъ, широкими прядями разсыпанные по плечамъ, кажутся солнечными лучами, волнуемыми вѣтромъ, и въ добавокъ всѣ три онѣ ѣдутъ на трехъ породистыхъ одноходцахъ.
— Иноходцахъ, а не одноходцахъ, замѣтилъ Донъ-Кихотъ. Санчо! подумай, за кого приняла бы насъ Дульцинея, еслибъ услышала какъ ты коверкаешь слова.
— Отъ одноходца до иноходца недалеко, возразилъ Санчо; но на чемъ бы онѣ не ѣхали, а только я въ жизнь мою не видѣлъ такихъ роскошныхъ дамъ, особенно какъ госпожа моя, принцесса Дульцинея, поражающая разомъ всѣ пять чувствъ.
— Санчо! въ благодарность за радостную вѣсть дарю тебѣ добычу, которая достанется мнѣ въ первомъ ожидающемъ насъ приключеніи, или если хочешь будущихъ жеребятъ моихъ трехъ кобылъ, сказалъ Донъ-Кихотъ.
— Нѣтъ ужъ лучше жеребятъ, а съ добычей, Богъ съ ней, отвѣтилъ Санчо.
Продолжая разговоръ въ томъ же родѣ, наши искатели приключеніи выѣхали изъ лѣсу, и Донъ-Кихотъ тотчасъ же окинулъ взглядомъ Тобозскую дорогу во всю ея длину, но видя на ней только трехъ крестьянокъ, онъ нѣсколько смутился, и спросилъ своего оруженосца, за городомъ ли онъ покинулъ трехъ великолѣпныхъ дамъ?
— Да гдѣ же у васъ глаза, назади или спереди, отвѣчалъ Санчо, не видите вы развѣ этихъ трехъ дамъ, сіяющихъ, какъ въ полдень солнце и скачущихъ прямо сюда.
— Я вижу только трехъ крестьянокъ на трехъ ослахъ, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ.
— Съ нами крестная сила! воскликнулъ Санчо. Возможная ли вещь — принять иноходцевъ, бѣлыхъ какъ снѣгъ, если не болѣе, за трехъ ословъ. Клянусь Богомъ, вы или слѣпы ими очарованы.
— Санчо! это ты, кажется, ослѣпъ, возразилъ Донъ-Кихотъ. Что это ослы или ослицы, это такъ же вѣрно, какъ то, что я Донъ-Кихотъ, а ты Санчо Пансо; по крайней мѣрѣ мнѣ такъ кажется.