— Какъ, воскликнулъ рыцарь лѣса. Клянусь освѣщающимъ насъ небомъ я сражался съ Донъ-Кихотомъ, и побѣдилъ его, и онъ былъ въ моей власти. Это худой, высокій, длинноногій господинъ, съ желтоватымъ лицомъ, съ волосами съ просѣдью, съ орлинымъ носомъ, съ большими черными, падающими внизъ усами и немного искривленнымъ станомъ. Онъ извѣстенъ подъ именемъ рыцаря печальнаго образа, и держитъ при себѣ оруженосцемъ крестьянина Санчо Пансо. Онъ странствуетъ на славномъ конѣ Россинантѣ и избралъ своей дамой Дульцинею Тобозскую, называвшуюся нѣкогда Альдонзо Лорензо, подобно тому, какъ я называю свою даму Кассильдой Вандалійской, потому что крестное имя ее Кассильда, и она андалузская уроженка. Если все, что я сказалъ вамъ въ подтвержденіе моихъ словъ, не въ силахъ убѣдить васъ, въ такомъ случаѣ зову въ свидѣтели мой мечъ, который, надѣюсь, разсѣетъ ваше сомнѣніе.
— Сдѣлайте одолженіе успокойтесь и выслушайте меня хладнокровно, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ. Нужно вамъ сказать, что Донъ-Кихотъ, лучшій мой другъ, который также дорогъ мнѣ, какъ я самъ себѣ. По сдѣланному вами чрезвычайно точному и вѣрному описанію этого рыцаря, я принужденъ вѣрить, что вы побѣдили именно его, но съ другой стороны я вижу собственными глазами и осязаю, такъ сказать, собственными руками, полную невозможность того, что вы сказали, если только какой-нибудь врагъ его волшебникъ, — ихъ у него много, одинъ въ особенности преслѣдуетъ его, — не принялъ образа Донъ-Кихота съ намѣреніемъ заставить побѣдить себя, и тѣмъ поколебать славу врага его, стяжавшаго себѣ своими великими рыцарскими подвигами всемірную извѣстность. Чтобы окончательно убѣдить васъ въ этомъ, скажу вамъ, что враги его, волшебники, не болѣе двухъ дней тому назадъ, преобразили очаровательную Дульцинею Тобозскую въ грязную и отвратительную крестьянку; согласитесь, что они точно также могли преобразить и самого Донъ-Кихота! Если, однако, все это не въ силахъ убѣдить васъ въ истинѣ сихъ словъ, то узнайте, что Донъ-Кихотъ, это я самъ, готовый съ оружіемъ въ рукахъ, верхомъ или пѣшій, или какъ вамъ будетъ угодно, подтвердить слова мои. Сказавъ это, онъ всталъ, гордо выпрямился, и взявшись за эфесъ меча ожидалъ отвѣта рыцаря лѣса.
Соперникъ его отвѣчалъ столь же спокойно: «хорошій плательщикъ не страшится срока уплаты, и тотъ, кто могъ побѣдить кого то, принявшаго вашъ образъ, можетъ надѣяться побѣдить и васъ самихъ. Но рыцарямъ неприлично сражаться во тьмѣ и устроивать ночные поединки, подобно татямъ и разбойникамъ; поэтому обождемъ зари, и тогда сразимся съ такимъ условіемъ, что побѣжденный долженъ исполнить все, что прикажетъ ему побѣдитель, если только въ приказаніи этомъ не будетъ ничего противнаго чести рыцаря.»
— Согласенъ, вполнѣ согласенъ, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ. Въ ту же минуту рыцари отправились къ своимъ оруженосцамъ, которыхъ и нашли въ томъ положеніи, въ какомъ мы ихъ оставили. Разбудивъ ихъ, рыцари велѣли имъ держать коней на готовѣ, и объявили, что на зарѣ они готовятся вступить въ ужасный поединокъ. При этомъ извѣстіи Санчо съ перепугу затрясся всѣмъ тѣломъ. Послѣ того, что онъ слышалъ о храбрости рыцаря лѣса отъ его оруженосца, онъ сильно побаивался за Донъ-Кихота. Оруженосцы, не сказавъ ни слова, отправились выполнить данное имъ приказаніе. Дорогою оруженосецъ рыцаря лѣса сказалъ Санчо: «нужно тебѣ, братъ, сказать, — въ Андалузіи есть такой обычай, что лица, находящіяся свидѣтелями при поединкахъ, не должны сидѣть сложа руки, когда другіе дерутся. Поэтому когда господа наши вступятъ въ бой, намъ тоже предстоятъ имѣть маленькое дѣло на ножахъ.»
— Таковскіе обычаи, быть можетъ, существуютъ между какими-нибудь хвастунишками, отвѣчалъ Санчо, но только не между настоящими оруженосцами странствующихъ рыцарей; по крайней мѣрѣ господинъ мой никогда не говорилъ мнѣ ни о чемъ подобномъ, а ужъ ему ли не знать обычаевъ странствующаго рыцарства. Во всякомъ случаѣ, я то ужъ никакъ не намѣренъ слѣдовать такому дурацкому обычаю, драться салону, изъ-за того только, что господинъ мой дерется. Я лучше приму на себя всѣ тягости миролюбивыхъ оруженосцевъ, онѣ не превзойдутъ двухъ фунтовъ церковнаго воска; это обойдется мнѣ дешевле, чемъ корпія для перевязки моей башки, которую я считаю уже разломленной на двое. Къ тому же мнѣ очень трудно сражаться безъ шпаги, которой у меня нѣтъ и никогда не было.
— Ну этой бѣдѣ есть у меня чѣмъ помочь, возразилъ другой оруженосецъ. Есть у меня два одинаково длинныхъ холщевыхъ мѣшка; ты бери одинъ, а я возьму другой, и оба мы будемъ, значитъ, драться равнымъ оружіемъ.