Они прошли на площадку и тема сменилась обсуждением снов. Глеб почти не принимал участия в разговоре, лишь рассказал свой последний сон. Кащею не очень понравилось что он был там в немецкой форме.
–Я по твоему фашист, что ли! – понарошку возмутился он, потом подумав более дружественно рассудил, – ну бывает, замыкает у меня что-то в голове, могу заговариваться. Самому похожие кошмары сняться. А вот тебе эта девчонка неспроста сниться.
–Старые мины не надо копать, – отгрызнулся Глеб, упоминание о Ленке Нелевой раздражало его, – тогда и немцев перестанешь во сне видеть. А то на второй такой мине подорвешься, вообще эсэсовцем станешь.
–Да ладно вам, – примирительно сказал Митька, – сны это не так важно.
Но Кащея было уже не остановить.
–Я эсэсовцем стану?! – от развернулся к Глебу и чуть не закричал, – да у меня два деда воевали и погибли на войне. Я и наше оружие откапывал, но мало его и все проржавело, а знаешь почему? Потому что не хватало его! Ты сам понимаешь что говоришь? Тебя пора в изолятор снова класть, а то опять номер отколешь. С такими вещами как этот черный чемодан не шутят.
–Глеб нормальный, ты зря на него кричишь, – Митька еще пытался прекратить спор, но сделал ошибку сказав, – тебя и на библии переклинивает, но это же не значит, что ты в бога веришь.
–А ты со своими замками тоже хорош, – разозлился Кащей, верующим он не был, – скоро стены запирать станешь.
–Да что с тобой, Кащей?! – Кира изумленно уставился на него, и непроизвольно тоже повысил тон, – ты сегодня как с цепи сорвался!
–А пошли вы все! И ты жиртрес, особенно! Дружи со своим атомным психопатом! Вместе спалите тут все, – Кащей вскочил с лавочки, быстрым шагом пересек площадку и сел у стола для игры в пинг-понг. Там он сделал вид что его больше всего на свете интересует маленький белый мячик, отскакивающий от ракеток играющих. Всем оставшимся стало как-то грустно и не по себе. Они еще ни разу не ссорились, вот так по крупному. Глебу особенно было тошно оттого, что он поругался с Кащеем, ведь тот по большому счету был прав.
–Глеб, – тихо обратился к нему Кира, – а я что действительно жиртрес? Ну в смысле очень толстый?
–Да Кира, – не подумав ответил Глеб и еще прибавил, – ты бы зарядку по утрам делал чтоли, или бегал. Спортом надо заниматься.
–Ну спасибо! – у Киры выступили на глазах слезы, – думал хоть ты этого не скажешь, но по крайней мере я честный. Дипломат – твой! Я подарков назад не забираю. А спортом мне заниматься бесполезно! Я не от того толстый, что ничего не делаю, у меня печень не в порядке – вот почему.
Он отошел в сторону и попросив у одного мальчика книжку, стал читать.
–Знаешь Глеб, ты разрушитель, вокруг тебя все рушиться, – глубокомысленно произнес Митька, долго обдуманную фразу. Тут уж Глеб не выдержал и тоже сорвался.
–А ты тихоня всегда лучше всех! Миротворец хренов! – закричал Глеб.
–Это все с чемоданчика началось! – Митька вдруг заплакал, чего Глеб от него никак не ожидал, – мы же дружили, а сейчас переругались. Вот возьму и скажу воспитателю или твоему врачу что ты в шкафу прячешь!
–Говори! – Глеб вскочил и готов был ударить Митьку, – а я скажу что ты до сих пор запираешь ящик в тумбочке, и ключи каждый вечер перебираешь. Тебя тогда долго еще здесь продержат!
Митька вскочил и размазывая по лицу слезы побежал к пустым качелям, сел на них и стал раскачиваться. Его это успокаивало и самое главное, прекращались слезы, которых он стыдился. Глеб остался один. К нему подошел Олег Владимирович.
–Ну что, мушкетеры, поругались? – добродушно спросил он, и процитировал басню Крылова, – когда в товарищах согласья нет…
–Все нормально, Олег Владимирович, – стараясь, чтобы голос звучал спокойно ответил Глеб, и спросил, чтобы прекратить расспросы воспитателя, – а вы не знаете, где одежда в которой я сюда приехал? Родители спрашивали.
–Лежит у сестры-хозяйки, которая белье меняет, – ответил Олег Владимирович, – так что не беспокойся, никто ее не украл.
В ответ Глеб лишь кивнул и задумался, чувствуя, что реальный мир снова становиться шатким и призрачным. Теперь он знал, где форма, осталось взять ее и сменить вышитые эмблемы. «А вдруг действительно хотя бы один из троих расскажет воспитателям или врачам о черном чемоданчике и тем вздумается проверить?», – с ужасом подумал он. У Глеба появилось такое чувство, что у него хотят отобрать любимую игрушку. Но что делать и как этому помешать, он еще не знал. До обеда они так ни разу не разговаривали. Кира продолжал читать, Митька слез с качелей, успокоился, сел на дальнюю лавочку и стал палочкой на земле под ногами сам с собой играть в крестики-нолики, а Глеб так и сидел, задумчиво глядя в синее небо и пытаясь представить себе там далеко боевую орбитальную станцию. Ему снова очень захотелось в свой безопасный и казавшийся сейчас таким уютным бункер, с яркими лампами «дневного света» на потолке и шумом работающих компьютерных стоек.
После обеда, когда наступил тихий час, он накинул рубашку и вышел из палаты. Конкретного плана у него не было, Глеб лишь хотел расспросить медсестру о своей форме и хотя бы узнать где она находиться. Но медсестра видимо куда-то отошла по своим делам, или просто на кухне решила поболтать с санитаркой, важно то, что коридор был пуст. Врачи тоже давно разошлись по кабинетам и ординаторским заполнять истории болезни и другие документы. Глеб прокрался в класс и закрыл за собой дверь. Там он извлек из шкафа свой кейс, найдя его среди нагромождения матерчатых мешков и сумок. Сев за последний стол в углу, который не был виден из коридора, он быстро открыл его и включил пульт. Экран уже привычно окрасился в серый цвет и через минуту Глеб наблюдал землю с высоты нескольких тысяч километров. Он сам еще не знал, что хочет сделать, лишь методично стал нажимать на увеличение.
Нелева вышла из подъезда своего дома грустной и печальной. Мысли о Глебе Брусникине не давали ей покоя. Она испытывала что-то типа угрызений совести и вины, но одновременно пыталась бороться сними. Идя по пустой в это время дня улице, залитой жарким полуденным зноем, она никуда конкретно не направлялась, а просто вышла погулять. В пионерский лагерь родители достали путевку только на третью смену, поэтому туда она отправиться в августе. А бабушка в деревне, куда планировали отправить ее родители неожиданно заболела и Ленка в итоге неизвестно на какое время осталась в пыльном, скучном городе. Впрочем она этому втайне даже немного радовалась.
У классной руководительнице, перед каникулами, она узнала в какой больнице лежит Глеб, той это стало известно от его родителей, которые приходили за забытой им сумкой с учебниками, в тот же день, когда он сорвав урок убежал в бункер. Чтобы узнать где он находиться, ей пришлось набраться храбрости и что самое важное, придумать повод. Нелева долго не решалась подойти к классной и спросить о Глебе. Но наконец, когда до каникул остались считанные дни, в десятый раз повторяя про себя заготовленные вопросы, она робко подошла к учительнице, перед этим внимательно проследив, чтобы все одноклассники вышли на перемену.
–Валентина Ивановна, – осторожно начала она, – а Глеб Брусникин в школу больше не придет?
–Нет, – учительница математики быстро собирала со стола тетрадки и учебники.
–А где же он теперь учиться? – делая вид, что интересуется просто из любопытства, снова спросила Нелева.
–Ох, Леночка…, – тяжело вздохнула классная руководительница, ей тоже пришлось побеседовать с «людьми в штатском», впрочем ничего конкретного о Глебе она сказать не смогла, обычный ученик, – он сейчас не учится, он – лечиться. Придет ли осенью, даже не знаю. А ведь такой хороший мальчик, нормально учился, – ей действительно было искренне жаль что Глеб попал в психиатрическую больницу.
–А что с ним? – делая вид, что испугалась спросила Ленка, впрочем ее испуг нельзя было назвать полностью фальшивым. Она действительно боялась и переживала за Глеба.
–Он это…, – учительница математики перестала кидать в сумку тетрадки, подбирая объяснение, – …перенервничал, вобщем ему сейчас требуется отдых.
–Так он в санатории лечиться? – прикинувшись дурочкой спросила Ленка, это как ни странно сработало, учительница торопилась домой и впопыхах проговорилась, отвязываясь от назойливой ученицы.