Имя Гарибальди к тому моменту достигло такой популярности, что весной 1861 года на контакт с ним вышли американцы. Авраам Линкольн предложил итальянскому герою должность командующего войсками Севера в войне с Конфедерацией. Но Гарибальди соглашался начать переговоры лишь в том случае, если Линкольн заявит о немедленной и безоговорочной отмене рабства. Тот, однако, ещё колебался. Прокламацию об освобождении рабов он подпишет лишь год спустя. Так Гарибальди не стал американским генералом, зато доказал, что был привержен идеалам демократии и ценностям американского образа жизни даже сильнее, чем сам главный национальный герой США.
И всё же Джузеппе не сиделось на месте. Чего-то ему не хватало. Конкретно, — не хватало Рима. Летом 1862 года он вновь отправился на Сицилию, набрал корпус волонтёров и повёл их на завоевание Папской области.
Напомню, что в Риме всё ещё сидели давным-давно побеждённые им французы. Более того, теперь они считались союзниками новорождённого Итальянского королевства. И потому в Калабрии, неподалёку от горы Аспромонте, гарибальдийцам преградили путь правительственные итальянские войска. Завязалась перестрелка. Дабы не допустить ситуации, в которой одни граждане Италии убивают других, Гарибальди в полный рост встал между противоборствующими сторонами. И тут же получил две пули, одну — от чужих, вторую — от своих. Тяжелораненого героя арестовали и принялись лечить. Даже специально выписали к нему из России профессора Николая Пирогова (того самого). А Витторио Эмануэле излеченного Гарибальди сразу же простил и амнистировал. Я же говорил, что это был хороший, правильный король. Такие усы врать не могут!
Дабы как-то отвлечь Гарибальди от навязчивой папафобии, в 1866 году Италия начала Третью войну за независимость, в ходе которой он вновь получил возможность всласть поиздеваться над австрийцами, а заодно отобрать у них в пользу Италии Венето. На этом герой, однако, не успокоился и в 1867 году ещё дважды пытался взять Рим, оба раза неудачно. Его вновь арестовали, но отпустили, ибо теперь он, как депутат парламента, пользовался неприкосновенностью.
В 1870 году началась франко-прусская война и французские солдаты наконец-то покинули Вечный город. В сентябре того же года, проломив крепостную стену вблизи ворот Порта Пиа, в него вошли итальянские королевские войска. Но Гарибальди участия в этом не принимал. Он уже сражался во Франции, на стороне новорождённой Третьей Республики. По словам Виктора Гюго, Гарибальди, имевший все основания Францию ненавидеть, стал едва ли не единственным человеком, который пришёл ей на помощь в тот тяжёлый момент.
Так завершается история Джузеппе Гарибальди, лучшего из итальянцев. История, но не жизнь. Прожил он до 1882 года, активно участвовал в политике, даже успел ещё раз жениться. И здесь явно напрашивается традиционная сказочная формула: «…и жили они все долго и счастливо». Увы, нет. Хотя суровые годы борьбы за свободу страны уходили вдаль, — за ними уже вставали другие. Никто тогда ещё и предположить не мог, насколько трудны они будут.
Заявившийся в Королевство обеих Сицилий Гарибальди каморристам очень понравился. Не, ну а чего? Грабит богатых, воюет с полицией, защищает простой народ — свой человек, социально близкий элемент! Плюс к тому, будучи людьми дальновидными, они сразу же сообразили, что эпоха перемен, грядущая за объединением страны, — отличная возможность половить рыбку в мутной воде. Потому и оказали Красному дьяволу всемерную поддержку.
Во избежание дальнейшей терминологической путаницы нужно сделать некоторые пояснения.
Под словом «мафия», традиционно ассоциирующимся с сицилийскими или италоамериканскими криминальными сообществами, сами итальянцы подразумевают любую организованную преступность, вне зависимости от её территориальной и даже национальной принадлежности. Но есть одно непременное условие: мафия, чтобы считаться таковой, должна иметь выраженную пирамидальную организационную структуру с жёсткой вертикальной иерархией.
Каморра же исторически никогда не обладала и, забегая вперёд, — никогда не будет обладать этим признаком. С самого начала она представляла собой клуб независимых профессионалов, фрилансеров, преследующих в первую и единственную очередь свои личные, а не организационные интересы. Со временем, впрочем, каморристы начали объединяться в сотни мелких автономных кланов, делящихся по районному принципу, каждый из которых в любой произвольный момент мог либо создать союз с кланом другого района, либо войти с ним в состояние войны.