Прознав, что быть уругвайским патриотом — очень выгодное занятие, к Гарибальди присоединились и другие итальянцы, из которых он сформировал аж целый Итальянский легион. Патриотничали они под чёрным флагом, символизирующим не то, о чём вы подумали, а, цитирую: «Везувий во время извержения». При виде такого количества настоящих итальянцев кумушки обеих стран пришли в совершеннейший восторг и не упустили случая использовать подвернувшуюся возможность. В результате тридцать пять процентов современных уругвайцев и сорок семь процентов аргентинцев имеют итальянские корни.
Воевал Гарибальди не только на море, но и на суше. Если разбудить посреди ночи любого итальянского школьника и спросить: «Где Гарибальди одержал свою первую великую сухопутную победу?» — тот без запинки ответит: «В битве при Сан-Антонио!»
Великая битва выглядела так. Гарибальди, возглавлявшего в тот момент отряд из двух-трёх сотен итальянских легионеров, окружила тысяча аргентинцев. Он засел на полуразрушенной вилле вблизи городка Сан-Антонио и целый день отстреливался от атакующих врагов. Ночью же, когда аргентинцы пошли спать, скрылся в неизвестном направлении, оставив противника с носом и в дураках. Так впервые проявился тактический гений Гарибальди, ничуть не уступавший, как легко заметить, гению фельдмаршала Кутузова.
Анита меж тем тоже не теряла времени даром, производя на свет будущих итальянских патриотов. Когда количество отпрысков достигло четырёх экземпляров, счастливые родители задумались о том, что детям следует дать качественное европейское образование.
Тут как раз удачно совпало, что вдохновлённый французской революцией 1848 года Маццини (человек, а не пароход) принялся трезвонить во все лондонские колокола, до каких только смог дотянуться, разбудив лучшие патриотические чувства итальянцев, а заодно и некстати подвернувшегося под руку Герцена. И по всему Апеннинскому полуострову заполыхали вооружённые восстания.
Полюбовавшись из окна на зарево революционного пожара, король Карло Альберто Савойский вышел к народу и сказал:
— Граждане, только без рук! Я всё осознал и исправился. Во-первых, вот вам конституция имени меня — Альбертинский статут. Во-вторых, поелику я теперь прогрессивный конституционный монарх, то супротив нужд и чаяний народных пойти не могу. Раз уж вам не нравится иностранное владычество над значительной частью итальянских земель, — тогда, так уж и быть, ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на австрийских оккупантов. А заодно, пользуясь случаем, мы прогоним этих замшелых абсолютистов, других королей. Да здравствует объединённая Италия! Да здравствую я, её будущий властелин!
Маццини, у которого Карло прямо из-под носа умыкнул республиканскую революцию, схватился за голову и лично побежал на место событий, спасать положение. Слишком поздно. Первая война за независимость Италии между Сардинским королевством и Австрийской империей уже началась.
Гарибальди меж тем резко вспомнил, что всю жизнь ненавидел венские штрудели так, что аж кушать их не мог, запрыгнул на корабль и в июне 1848 года выгрузил на пристань в Ницце багаж, состоящий из семьи, чемоданов и шестидесяти трёх легионеров в красных рубахах. После чего явился к Карло Альберто и отрапортовал, что он, дядюшка Джузеппе, приехал из Бразилии, дабы воевать с австрийцами. Нельзя сказать, что король от этой информации пришёл в восторг. На Гарибальди, в своё время пытавшегося его свергнуть, он был всё ещё несколько обижен.
— Подумаешь! — сказал Джузеппе. — Это всё пустяки, дело житейское. Главное, что мы с тобой создаём Италию! Италию, Карло!
Под напором столь убедительной аргументации король нехотя сдался и Гарибальди простил. Тот вышел на тропу войны с австрийцами и обнаружил, что её перегораживает запыхавшийся Маццини.
— Стой, куда?!.. Не пущу! — кричал тот, расставляя руки в стороны. — Зачем ты сражаешься за монархию? Ты же предаёшь наши общие республиканские идеалы. Не верь королям, даже конституции приносящим. Не советую. Съедят!
Стоит признать, совет был дельным. Глупый и злобный Карло Альберто уже передумал и решил Гарибальди арестовать. Но такие мелочи нашего героя отродясь не смущали. Наплевав на придворные интриги, он бросился на линию огня и… Нашла коса на камень.