И вот она слышит, что эта ее единственная мечта никогда не сбудется!
– Это невозможно, – простонала королева Мария и с мольбой посмотрела на Альбукерке.
– К сожалению, возможно, – снова вздохнул канцлер. – Для короля возможно все. Дело за малым: объявить ваш брак расторгнутым и обвенчаться с Элеонорой де Гусман. И тогда наследником по всем династическим законам становится Энрике – ведь он старше Педро.
Мария Португальская не находила слов…
Канцлер Альбукерке говорил сущую правду: именно так и собирался поступить король Альфонсо. Но сначала он решил отобрать у неверных Гибралтар, чтобы положить его к ногам своей будущей законной супруги, Элеоноры де Гусман, родившей ему уже девятого ребенка.
Для Марии Португальской потянулись мучительные дни ожидания катастрофы. И вот наконец перед началом мессы по случаю праздника Въезда Иисуса в Иерусалим Альбукерке внезапно появился в продуваемом всеми ветрами королевском замке Севильи. Мария Португальская и ее сын Педро в это время готовились идти в кафедральный собор Иоанна Крестителя.
Опальная королева Мария посмотрела на ввалившегося в каминный зал Альбукерке и побледнела.
– Боже! Мой бедный Хуан Альфонсо! – всплеснув руками, королева кинулась к канцлеру.
Вид его был ужасен. Измятый, расстегнутый плащ, подбитый горностаем, непокрытая голова (и это в такую-то погоду!), грязные сапоги из дорогой кожи, иссиня-бледное лицо с дрожащими губами… На ладонях бурые пятна высохшей крови. А в запавших от бессонницы глазах – смесь тревоги и… торжества!
– Что случилось? Что? – с совсем не королевским достоинством потрясла канцлера Мария Португальская.
В ответ Альбукерке молча показал глазами на инфанта дона Педро, угрюмо наблюдавшего за этой сценой.
– Ну! Говорите же, наконец! – бросил инфант, и королева Мария кивнула канцлеру.
Тот, покачав головой, сдался.
– Дона Мария, ваше величество… – начал Альбукерке, но осекся: на него смотрели полные гнева глаза инфанта.
– И вы, ваше… высочество, – запинаясь, добавил канцлер. Дон Педро милостиво улыбнулся. – Есть сведения, что король Альфонсо заболел чумой в своем лагере под Гибралтаром. Это не окончательный диагноз врачей, но симптомы… Лихорадка… Бубоны… Все сходится!
– Благодарю Тебя, всемилостивый Боже! – взвыла королева Мария.
Она затараторила, путая кастильские слова с португальскими:
– Сколько ему осталось? День? Два? Он не успеет! Он не успеет расторгнуть наш брак и обвенчаться с этой шлюхой…
– Недомогание началось у короля в пятницу, – обстоятельно заговорил канцлер. – Вы ведь знаете, что в свите его величества постоянно находится мой надежный человек. Он сразу же пустился в путь и вчера ближе к вечеру был у меня. Выслушав его донесение, я помчался к вам, сюда, в Севилью. Прикажите расставить моих людей в засадах на всем пути от лагеря короля до Севильи. Приготовить подставы для смены лошадей. Вы и дон Педро первыми узнаете о кончине короля. Если, конечно, он действительно заразился чумой.
– Да-да, конечно, – стискивая пальцы, кивала Мария Португальская, пребывая в каком-то сомнамбулическом состоянии. – Конечно, засады, подставы…
Дон Альбукерке умолчал о пренеприятном происшествии, случившемся с ним на выезде из Вальядолида. Дело в том, что отвыкший от длительной верховой езды да к тому же порядком поизносившийся телесно канцлер решил ехать в Севилью в карете, запряженной двенадцатью одномастными лошадьми – цугом. Так быстрее, ведь можно не останавливаться на отдых в каждой харчевне.
Это была самая первая карета на всем Пиренейском полуострове: обитая мягкой кожей изнутри, с неким подобием рессор, которые, по идее, должны были смягчить тряску.
Но эта единственная в королевстве карета была хоть и красивой снаружи и комфортабельной внутри, однако технически оставалась еще очень несовершенной и совершенно неприспособленной к быстрой езде по разбитым лесным дорогам. И потому она очень скоро перевернулась на всем ходу. Альбукерке позорно вывалился наружу и разбил грудь о придорожный камень. Проклиная все на свете, он не стал заниматься неопасной раной и помчался дальше верхом в сопровождении нескольких всадников. По дороге они восемь раз меняли лошадей. И вот он сидит здесь, в унылом королевском замке Севильи…
– Вот что еще, – продолжил канцлер самодовольно, – я распорядился вызвать сюда архиепископа Толедо, примаса всей Кастилии дона Гомеса де Манрике. Святой отец прибудет с минуты на минуту – якобы для того, чтоб возглавить шествие в честь Семаны Санты. Он всенародно провозгласит дона Педро королем, как только мы получим известие о смерти Альфонсо. Тем самым мы поставим бастардов и Элеонору де Гусман перед свершившимся фактом.