А когда мы потом сидели втроем за ужином, приют внезапно осадили женщины. Вспоминая неделю спустя этот светлый майский вечер и тот злополучный час, я слышу воинственные крики, в ушах только звон стоит, чего в самом деле, возможно, и не было. Как и того, что те шесть или семь женщин были в белых одеждах, как мне теперь представляется. В одно мгновение — еще лучше для описания их появления подошло бы, как говорили в старину, словечко «лётом» — они уже были у стен, появившись с разных сторон и направлений: одна спрыгнула с неба с парашютом, другая словно прискакала на коне, третья — как только что спустилась на землю с боевого слона, и так далее. Женщины мрачно глядели на меня, первым показавшегося им в бреши в каменной стене, и тут же заставили меня вспомнить о лесе острых пик, увиденных мною однажды поверх стен Пор-Рояля, — потом, правда, я наблюдал за ними от ворот монастыря: это была группа юных спортсменов, направлявшихся к лужайке для соревнований в метании копья. «Форт-Рояль» (а не «Port-Royal») пришло мне в голову при виде этих осаждающих «крепость» красоток. И красивы же они были, ни словами сказать, ни пером описать; Дон Жуан так и выразился без всякого преувеличения с его стороны: «неописуемо красивы». Даже я, который, что касалось женщин, давно считал себя вышедшим в тираж, сразу подумал, глядя на их мрачные мины: «Возьмите меня снова в свою компанию». С этими женщинами можно было попробовать еще разок кое-что испытать — еще и бог знает что! И даже небо в тот день подыгрывало нам, так мне казалось. Ах, эти женщины под куполом неба! Пусть они и замышляют, судя по их виду, что-то нехорошее, но меня они уже захватили в плен. А когда они объединятся, то тогда-то что-то да будет! Но только эти женщины и не помышляли объединяться. Они даже не взглянули друг на друга. Других для каждой из них просто не существовало. Кое-кто мог бы даже сбить соперницу с ног, встань она на ее пути. Каждая из этих женщин осадила Пор-Рояль для себя лично. Каждая из этих красавиц — ни пером описать, ни в сказке сказать — в упор не видела других.
Описанию зато поддается то прекрасное, что сочетается с женской красотой. В лесах на склонах холмов вокруг Пор-Рояля цвели в это время благородные каштаны, и их светло-желтые свечки, просматриваясь сквозь темную листву дубов, буквально рядами опоясывали их кроны, пробегали по ним волнами, пенились над ними, беззвучным прибоем приближаясь к руинам Пор-Рояля, и среди этого безмолвного великолепия высилась чуть дальше, на плато Иль-де-Франс, светло-красная крыша бывших подсобных строений монастыря Пор-Рояль — ландшафт из местного кирпича, пейзаж, прекраснее которого и более странного, в то же время такого знакомого по грезам о неоткрытой планете, еще нигде не встречался мне, и ласточки над ним, ныряющие в последние лучи солнца, но при этом такие быстрые, словно солнечный свет подталкивает их. Само собой, что внизу, в долине Родон, опять летал тополиный пух — последний резерв бесценных запасов, — ветер гнал его вверх, поднимая из придорожных и луговых канав или из межей на полях, пушинки цеплялись друг за друга и склеивались, образуя воздушные шары и длинные шлейфы, а под конец опускались и устилали мягким пушистым руном землю у ног женщин, словно припадали к ним, а потом, снова оторвавшись друг от друга, облетали их, забивались им в уши и нос, щекотали, а женщины корчили гримасы и чихали, но их мрачные взгляды от этого не смягчались. В майском вечернем воздухе слышно было, как шлепают подошвы бегущих детей, так и не показавшихся нам. А оружие в руках женщин, сжавших кулаки и осадивших крепость, превратилось, похоже, тем временем в дары приношения.