Но предпочтение он, знамо, отдает девицам, юницам свежим и неопытным молодкам: от них он без ума… Вот так, и с этим ничего уж не поделать. Ему что симпатяшки, что дурнушки, что маленькие, что большие, что умницы, что дуры — все одно: была бы женщиной, а он ее полюбит. А женщины, коль скоро это женщины, поверьте мне, его не меньше любят. Теперь вы понимаете, в чем суть?
Донна Эльвира неотрывно смотрела на тетрадь. Возможно, у нее слегка дрожали ноги. Хотя сказать наверняка нельзя. Их закрывала длинная изящная накидка.
Но вот она сказала твердым голосом, в котором не было печали:
— Я полюбила полного глупца.
— Напротив, — взвился Лепорелло. — Не думайте, что все так просто. Он не глупец, а лишь мужчина, который любит женщин, да так, что неспособен век любить всего одну из них. Он столь любезен, что разочаровать не в силах ни одну. Ну, а когда те сами так его хотят, с чего он должен отступать? Вот призадумайтесь: он вас страдать заставил, да, это правда, но для того, чтобы другую осчастливить и множество других. Кабы остался с вами он, на вас женившись, ходил бы в тапочках, орава карапузов под ногами, — и сколько женщин не познали б счастья, не ощутили б вкуса жизни и свободы, которые лишь он умеет подарить? Вы сами разве б встретили его, будь он женат на той, что перед вами? Скажите, положа на сердце руку, что вам милей? Из жизни всей с ним провести один день счастья или прожить всю жизнь, его не повстречав?
Донна Эльвира точно знала, что ответить.
— Милее с ним мне провести всю жизнь, наполненную счастьем.
— Но это невозможно! — воскликнул Лепорелло. — Жизнь и свободу он любит так, что никогда их не вручит одной-единственной фемине. Нет, никогда. Скажу вам боле: никто из нас, мужчин, того не сделал бы, будь так же мы смелы, нахальны и горды, как он. Поверьте.
Донна Эльвира посмотрела на него.
— Тебе по нраву твой хозяин, — промолвила она.
— О нет, не это я хотел сказать, ведь он злодей, и рано или поздно за это будет он наказан, не иначе. Его заставят заплатить за все. И все же…
— Тебе по нраву он, — повторила Донна Эльвира.
— Наверное. Немного. Иногда. А вам?
Донна Эльвира улыбнулась.
— Тебя должна благодарить я, Лепорелло, — сказала Донна Эльвира. — Меня ты многому сегодня научил, и все за эту ночь. Теперь я знаю, как мне быть.
— Взаправду? — Лепорелло был горд собой. Ему впервые доводилось слышать такие речи от благородной дамы.
— Воистину, — сказала Донна Эльвира. — Ты скажешь Дон Жуану, чтоб не тревожился он больше обо мне. Оставлю я его в покое с его свободой и отвагой. Скажи, его прощаю я, и что касается меня, я постараюсь лишь забыть его.
Потом она блаженно улыбнулась, словно ангел.
— Его, пожалуй что, убьют мои родные братья.
Четыре
― Братья? ― спросил назавтра Дон Жуан, когда ему поведал обо всем слуга. ― У Донны Эльвиры есть родные братья?
Леорелло помогал хозяину одеться и рассказал, что братьев двое. Сюда они уже, по слухам, скачут, а с ними десять человек, владеющих искусно шпагой. Дюжина всего. Их слишком много. И думать нечего сражаться с ними. Осталось только два пути: либо бежать скорее, либо сидеть и ждать, когда их искромсает отряд наемников безжалостных и кровожадных.
― Думаю, что мы пойдем по первому пути, ― сказал Дон Жуан, пока слуга натягивал ему сапог.
― Отличный выбор, ― ответил Лепорелло, уж оседлавший двух коней перед воротами дворца.
Они отправились со скоростью ракет, которых в то время, естественно, еще и не было. Но это так, для полной ясности. План заключался в том, чтобы покинуть город и спрятаться до времени в каком-нибудь селенье. Пересекая площадь, Дон Жуан заметил, как из церкви выходит похоронная процессия. Это привлекло его внимание, и он остановился. Лепорелло закричал, что надо ехать, они теряют время. А Дон Жуану хоть бы что. Стоит и смотрит. Казалось, он что-то ищет. И под конец нашел, как видно.
Он спешился и, передав поводья Лепорелло, сказал:
— Жди здесь. Мне нужно повидаться кое с кем.
— Хозяин, по-вашему, сейчас самое время идти на похороны?
— Это не просто похороны, мой Лепорелло. Покойника мы знаем.