Донал вышел на большую, открытую травяную лужайку. Сразу за ней начиналась высокая каменистая терраса, на которой, собственно, и стоял сам замок. Донал окинул взглядом переднюю стену, пытаясь отыскать дверь, но ничего не нашёл. Поднявшись на террасу по широкой лестнице, он подошёл к глубокой нише в стене, где почти впритык сходились две части замка, построенные в разное время, и обнаружил там довольно маленькую, плотно сидящую в стене дверь, обитую железом и усеянную стальными заклёпками. На ней красовались уже знакомые ему лошади с герба лорда Морвена и ещё кое — какие украшения.
Увидев стальной прут с ручкой на конце и решив, что надо как — то оповестить хозяев о своём присутствии, Донал, недолго думая, потянул за него. Он ничего не услышал: звон колокольчика пропал в серой пустыне мрачных стен.
Однако через какое — то время дверь отворилась, и из неё выглянул древнего вида слуга, согбённый и еле передвигающийся. На голове у него была масса белоснежных волос, а на морщинистом лице — странное выражение почти детской наивности пополам с осторожностью.
— Меня хочет видеть граф, — объяснил Донал.
— Как вас зовут? — проскрипел слуга.
— Донал Грант. Но я подозреваю, что его светлости это ничего не скажет. По — моему, он не знает, как меня зовут. Просто скажите, что пришёл молодой человек, который живёт у Эндрю Комена. Его светлость посылал за мной.
Слуга удалился, и Донал начал осматриваться по сторонам. Он стоял в прихожей, которая была лишь узкой кельей, стиснутой массивными стенами.
Прямо перед ним была ещё одна дверь, через которую вышел дворецкий, низкая, закруглённая сверху и похожая на дверь тюремной камеры. Вокруг не было ничего, кроме голого камня, только на одной из стен был вырезан родовой герб Морвенов. Потолок был не плоский, не крестовый и не сводчатый. Казалось, он состоит из случайных выступов и углублений, образовавшихся на стыке каменных лестничных проёмов и углов, выступавших по — разному на разных этажах. Прошло не меньше десяти минут, когда дворецкий, наконец, вернулся и пригласил Донала следовать за ним.
Буквально через несколько мгновений Донал очутился в другой каменной келье, которая, однако, была гораздо просторнее и симметричнее первой, и на стенах здесь висели головы, рога и шкуры животных. Пройдя через неё, слуга открыл дверь, обитую алой тканью и выглядевшую удивительно живой посреди холодного сурового камня, и Донал вошёл в небольшой восьмиугольный зал. Двери в нём были из тёмного полированного дуба с резными каменными притолоками и косяками, а стены были увешаны старинным оружием и рыцарскими доспехами почти до самого потолка, который плавным куполом уходил вверх. В этот зал спускалась винтовая лестница, которой Донал не мог бы себе представить даже в самом фантастическом и леденящем душу готическом романе. Казалось, она внезапно упала с далёкой и неведомой высоты, но в последнюю минуту плавно замедлила свой полёт и опустилась вниз подобно лёгкой птице. Пологие ступени невероятного диаметра мягко вели вверх и пропадали из вида, обещая бесконечное число новых витков. Они были сложены из древнего камня, но благодаря своей ширине и массивности были вовсе не такими изношенными, какими могли бы быть, будь они поуже.
Откуда — то сверху свисал толстый шёлковый шнур (явное нововведение), за который можно было держаться вместо перил, и старый слуга, ухватившись за него медленной, костлявой рукой, начал потихоньку карабкаться по этой удивительной лестнице. Смотря на него, Донал одновременно представлял себе огромное несуразное насекомое, ползущее вверх по камню, и думал о Божьем искуплении для сынов человеческих.
Лестница вилась всё выше и выше, как будто и не собиралась заканчиваться, но дворецкий внезапно остановился на одной из ступеней ничуть не шире всех остальных, открыл какую — то дверь в закруглённой стене и произнёс:
— Мистер Грант, ваша светлость.
Прямо перед собой Донал увидел высокого сутулого человека, сидящего за столом. Его лицо с крупными чертами было бледным, худым и измождённым на вид, глубоко посаженные глаза нездорово поблескивали. Волосы у него были редкие и тонкие, но без всякого намёка на лысину и лишь слегка тронутые сединой. Руки его тоже были бледными и худыми, а ступни в просторных башмаках выглядели ещё больше из — за узких панталон в шотландскую клетку.