Известный педагог Александра Катаева-Венгер в 30‑х, в детские свои годы, с родителями жила в Сталино. Она вспоминала: «Главный город Донбасса назывался тогда Сталино, и это тоже вызывало восторг и как бы усиливало ощущение причастности. Жители города – во всяком случае те девчонки и мальчишки, с которыми мне приходилось сталкиваться, – гордились этим. Полагаю, что гордились и взрослые. Потому что любовь к Сталину была в те годы неистовой, фанатичной, прямо-таки кликушеской».
Eстественным дополнением к этому восторгу прилагаются новые дома из шлакоблока и ровнехонький асфальт. Но! Тут же вам глиняные реки и невероятное количество сажи, копоти, угольной пыли. Напомню, только в Сталино с Макеевкой в то время насчитывалось до 660 терриконов.
Катаева-Венгер в своих воспоминаниях о Сталино тридцатых поверх рассказа об имени города добавляет: «Главной проблемой был уголь. Уголь накладывал отпечаток на все – на окружающую зелень, на лица людей; всюду, даже в самом Сталино, высились терриконы, в воздухе стояла угольная пыль. Мы выходили из дому в чистом платье, свежими, умытыми, а возвращались черными в буквальном смысле слова».
Вот тут-то на неподготовленных харьковцев, москвичей, киевлян нагло и вылетал донецкий трамвай. Как по мне, лучше всего визуально передано это в финале фильма «Раба любви». И находились люди, которым нравилось ездить в сталинском трамвае, которые любили степь, туман, ветерок и бескомпромиссную жесткость трамвайных скамеек. И, как писал родившийся на Берестовско-Богодуховском руднике поэт Дмитрий Кедрин: «Профиль юности бессмертной промелькнет в окне трамвая».
Но соль этих поездок оставляла след и в прозе.
В середине тридцатых в родной город вернулся с Дальнего Востока бывший моряк, начинающий писатель Петр Северов. И надо было такому случиться, что летом 1935 года он свел здесь знакомство с Исааком Бабелем, который приезжал собирать материал для своего донбасского романа «Коля Топуз» (увы, замысел реализовать не удалось). Северов и Бабель катались на трамвае по городу, ездили на нем, например, на «Новосмоляниновский рудник».
В позднейшей повести Северов описал это так:
«Мы стояли на трамвайной остановке, когда, громыхая и сыпля искрами, подкатил вагон с надписью на маршрутной доске “Смолянка – город”.
– Может, вместо кино проехаться на Смолянку? – с усмешкой спросил Бабель. – Жаль, далековато…
И вдруг встрепенулся:
– А что, если вот так, сели и поехали?..
Он легко вскочил на площадку, я за ним, вагон тотчас тронулся, и к нашему удовольствию почти все места в нем были свободны. Присаживаясь к окошку, он сказал:
– Путешествие особенно интересно, если оно неожиданно.
– А на Смолянку мы сегодня не собирались.
Он тихо засмеялся.
– Я и веду об этом разговор: нет, не собирались! Вот и прекрасно! Ну, ей-богу же, здорово, а?!
На стрелках и поворотах вагон швыряло и мотало, будто баркас в шторм, и Бабель несколько раз привставал и оглядывался на вагоновожатого то растерянно, то одобрительно приговаривая:
– Ас!.. Ну, право, это ас! Кажется, он уже сошел с рельсов и шпарит прямо по степи!»
И закругляется рассказ махоньким светлячком остановки на Смолянке (некогда сугубо шахтерский поселок Донецка):
«Сыпля заливистыми звонами и празднично сверкая огнями, к нам быстро мчался вагон трамвая. В огромном развороте степного лунного пейзажа он казался живым и веселым, этот быстро бегущий мирок электрических огоньков».
Штука от рождения практическая, он был романтичным, этот сталинский трамвай – электрический символ рождения того уникального явления, что нам известно под коротким и звучным именем Донецк.
А если вам мало – продолжу. О, музы Донбасса. Воспарите к небесам!
В июне 1959 года из рядов Советской армии после трех лет службы был уволен чернявый кучерявый паренек. Родился он за двадцать лет до этого в крохотном донбасском городке Часов Яр, где испокон веку добывали специальные глины для тяжелой индустрии.
Учился наш герой в соседнем Краматорске, а затем семья перебралась в Днепропетровск, где паренек окончил местный горный техникум, стал чемпионом Украины по боксу среди юношей, начал петь в самодеятельности.