Поэтому он так безоглядно принял возвращение в состав РФ Крыма и без лишних разговоров поддерживал делом родной Донбасс, восставший против нациократической власти Киева. Говорят, когда ему рассказали о лишении его властями Днепропетровска, Краматорска и Славянска звания почетного гражданина этих городов, Кобзон ответил: «Пускай лишают. Для меня не существует Украины, в которой существует фашистский режим».
И еще один пример, который лучше многих громких слов характеризует Иосифа Кобзона. Когда он умер, бывший советский офицер, а ныне петербуржский писатель Тимур Максютов записал в своем блоге воспоминание о событиях тридцатилетней давности:
«В 1987 он приехал в Чойр: полтысячи километров от Улан-Батора по степи, даже по монгольским меркам – глушь. Весь гарнизон собрался на заброшенном стадионе; у грузовика откинули борта, сделали сцену. И с той сцены он пел. Вживую. Два часа без антракта. Сумасшедший монгольский август жарил нещадно; пот стекал из-под парика.
А он пел.
Когда заканчивал, на горизонте заклубилась пыль. Пришла колонна из Мандал-Гоби; этот гарнизон – вообще дырища. Пыль, ветер, шизофрения; солдаты, отслужив два года, потом боялись домой ехать – пугались тепловоза.
Они сломались в пустыне, чинились, поэтому опоздали. Седой майор, понявший, что подъехал к аплодисментам, едва не плакал.
И тогда Иосиф Давыдович начал концерт снова. С самого начала. Еще два часа под солнцем. Мужчина. Светлая память».
Больше нам нечего добавить к нашему рассказу об этом человеке сурового античного характера.
Слушая чтение, Палыч ходил по столовой взад-вперед, думая о чем-то своем. Дослушав чтение Панаса, он открыл свои заметки и начал читать ровным голосом.
Летом 1967 года донецкие подростки с любопытством наблюдали за приходившим на пляж на Кальмиусе в центре шахтерской столицы рыжеватым молодым человеком. Он загорал всегда в компании с книжкой. Однажды, приметив, что на него смотрят, рыжий взял небольшой обломок кирпича и начал чеканить его, как футболисты чеканят мяч.
– Можете так, пацаны?
Вскоре по всему пляжу и ближним дворам высоток, только-только возведенных на месте старого сельца Семеновки, ребятня вволю отбивала себе ноги до синяков и крови, подражая рыжему. Как же – сам Валерий Лобановский так умеет!
Знаменитый футболист киевского «Динамо», вечного соперника донецких «горняков», пришел в местный «Шахтер» вместе со своим близким другом Олегом Базилевичем. Два года, проведенных киевлянами в рядах «черно-оранжевых», стали предметом гордости местных болельщиков – ведь в их городе поселился футболист европейского уровня.
Звезды разного калибра не баловали своим вниманием Донецк в первые полвека его существования – в одежке рабочего поселка, местечка Юзовка. До начала XX века здешние места только трижды видели людей с громкими именами.
Первым был один из родоначальников современной геологии шотландец Родерик Мерчисон, исследовавший местные угли. Правда, в те времена ни о каком будущем Донецке еще и намека не могло быть.
Вторым стал великий князь Константин Николаевич, брат императора Александра II, истинный организатор «донецкого проекта», которого, по чести сказать, и надо было бы назвать основателем города вместо директора построенного по планам великого князя металлургического завода Джона Юза. О последнем, кстати, долго-долго ничего не знали даже на родине, в валлийском городке Мертир-Тидвил. Только в 90‑х годах прошлого столетия о нем прослышали там и только в нулевых годах века нынешнего начали хоть как-то отмечать. Мало ли инженеров и менеджеров разбросала по всему свету земля валлийская?
Третьим по счету и первой поистине мировой знаменитостью, посетившей край, стал великий русский химик Дмитрий Менделеев, в 1888 году не единожды приезжавший в Донбасс и в местечко, уже называвшееся Юзовкой. Трудами Менделеева внимание российского общества, властей и капитала было развернуто к Донбассу решительно и бесповоротно. С 90‑х годов XIX века в Донбасс и будущий Донецк стали приезжать писатели и журналисты. Некоторые из них стали впоследствии знаменитыми, классиками русской литературы.
Викентий Вересаев гостил у брата-врача на руднике Карпова (сегодня это Петровский район Донецка), оставив по себе рассказы о «холерном» бунте в Юзовке в 1892 году.