За год до рассматриваемых нами фильмов по экранам СССР с бешеным успехом прошли «Воры в законе», снятые уроженцем Донецка Юрием Карой. Кинематограф воспрянул духом – вот она, «новая кровь» искусства, новые темы, новые деньги! Что поделать, такова суть зрелищ – коммерческая! Бабелевские рассказы, в которых преступники не то чтобы герои в сверкающих доспехах, но и не черная мразь советской литературы, идеально подходили для экспериментов. И потом, товарищи, – это же Одесса, это Бабель!
На следующий год, если кто не знает, вышла еще одна экранизация. Фильм назывался «Закат», и он отсылал тех из зрителей, кто особо хорошо учил на филфаке историю советской литературы, к одноименной пьесе Бабеля, рассматривающей «биндюжника» без «короля» и провалившейся с треском в МХАТе. Фильм по пьесе ждал точно такой же финал – забвение.
Но сам факт его появления конечно же показателен в свете наших рассуждений.
Первый фильм по «Одесским рассказам» появился за пять лет до того, как они вышли книгой, и через два года после окончательной журнальной публикации. В 1926 году картину «Беня Крик» взялся снимать гений советского и мирового кино Сергей Эйзенштейн. Но «Броненосец Потемкин» помешал. Доделывать киноленту пришлось театральному режиссеру
В том кинопроекте одесская жизнь грубо и зримо вмешалась в искусство. Когда фильм вышел на экраны, выяснилось, что актер Владимир Кучеренко, игравший роль одного из бандитов, был во второй жизни главарем жестокой шайки налетчиков, проливавшей кровь не только в Одессе и Николаеве, но и в Крыму и на Кавказе. Зрители под звуки музыки, извлекаемой таперами из роялей, еще внимали новой классике, а Кучеренко уже расстреляли по приговору суда.
Вот это поворот! После него легко веришь и самому фильму, по сюжету которого Беня Крик с началом Гражданской войны переходит на сторону Советов, формируя из своих бандюганов отряд борцов за народное дело. Памятуя о биографии, скажем, Григория Котовского, почему и не поверить?
В фильме «Искусство жить в Одессе» правду жизни покорежили – Беня не гибнет в огне «гражданки», а бежит в эмиграцию. И это тоже свидетельство того, что впереди всех советских кино– и телезрителей уже поджидал триумф «Бригады» и лично Саши Белого. Прав поэт Андрей Вознесенский: «Какое время на дворе – таков мессия!»
Панас улыбнулся:
– Детский сад, ей-богу! Кто эти фильмы помнит, кто их вспомнит? Их уже и смотреть-то не на чем, старые форматы вымерли.
– Хорошо, – ответила Донна, – я прочту вам про моего любимого писателя. Кстати, а у вас кто?
На стенке железнодорожного вокзала была обнаружена табличка, гласящая: «Здесь, на станции Славянск, в 1891 году работал монтером по ремонту пути великий пролетарский писатель Максим Горький».
Время было ровно столько, чтобы добраться до городского краеведческого музея и задать его сотрудникам вопрос, нет ли какой конкретики по пребыванию великого писателя в Славянске, услышать ответ «немного, но есть». Пожелтевшие газетные вырезки, несколько страничек рукописного текста – вот и весь набор источников, поведавших скромную повесть пребывания великого русского писателя на донецкой земле.
Алексей Пешков, некоторое время спустя ставший Горьким, пришел в Славянск в 1891 году, во время своих «хождений по Руси». Можно предположить, что Алексею Максимовичу банально надо было заработать на жизнь.
Увидел на станции сторожа, Сергея Кудиенко, разговорился. А располагать к себе людей он, великий знаток человеческих сердец, умел всегда. Полвека спустя сестра Кудиенко, Марфа, рассказала городской газете «Большевик» о том, что было дальше:
«В 1891 году мой брат Сергей Кудиенко сторожевал на станции. Жили мы в Былбасовке (поселок возле Славянска), в полуподвале. Как-то утром Сережа пришел домой не один, а с мужчиной высокого роста. У незнакомца были длинные волосы. Это и был Алексей Пешков.
– Дай-ка, мать, что-нибудь перекусить, – обратился Сережа к жене.
Я тогда у брата за няню была – присматривала его детей. Помню, заплакала девочка, невестка косо посмотрела на меня – успокой, мол. Часа через три проснулись и брат, и Пешков. Легко перекусили, быстро собрались и направились к артельному старосте. Вернулись, когда Луна взошла над Карачуном. Грязные и утомленные».