Палыч выпрямился. Он уже был готов, как говорил Равилька, шагнуть из окопа.
– Что надо делать?
– Миссию все-таки надо закончить. Она реально важна для написания учебников и книг сейчас, когда одна гарь бумажная и сервера сгорели в таком количестве. Мы с вами сдаем свои электроблокноты. Дочитают уже без нас архивисты. Или кто-нибудь еще.
А мне понадобится ваша помощь. Вы мне нужны как морпех, – лукаво улыбнулась женщина. – «Добро» от вашего командования уже есть. Я с утра связывалась через валютный спутник, свои кровные вынуждена была потратить – время не терпит. Панаса отправили спецтранспортом в Новофедоровку под Саками на «Черчилль» (Палыч знал, что так назывался старый аэродром, переоборудованный под прыжки космических «челноков»), так он ухитрился сбежать. Ну ничего, дальше Крыма нет убежит. Если поторопимся, к ночи найдем красавэллу.
– Я готов, – сказал Палыч, протягивая Донне свой электроблокнот.
– Отлично! Оружие получим в «Черчилле».
– Донна, – решился сказать Палыч, – мне обещали, что после миссии…
– Домой? Да, знаю. А где он ваш дом теперь, когда никого из ваших не осталось в живых? Извините, знаю по роду службы. Поговорим потом. Vamos, amigo!
Осталось поведать историю, которую Палыч приберегал напоследок. Для «дембельского аккорда», как он сам это называл. По крайней мере, так нам представляется.
Она очень личная. И дает представление о личности рассказчика больше, чем его послужной список. Мы видели – весьма обширный и представительный.
Проникновенная любовь к Тавриде, которую он сам (и про себя, и в беседах с сослуживцами называл не иначе как Ноевым ковчегом, в котором спасалось не раз человечество, как минимум – русское, российское, убеждает нас в этом.
Качинскую историю он воспринял, как знак свыше. И хотя относился скептически к декамерону по-новороссийски, считал, что любой патрон важен в бою, а без некоторых не было бы победы.
Палыч не раз говорил в кругу близких друзей, что Севастополь, связанный пуповиной истории с Донецком, является для русской истории одним из кирпичиков в основании. Вынь его – и вся история посыплется. Какие-то из городов нашей великой стали ее окнами, какие-то крышей, а Севастополь, как и Москва, как и Донецк, Харьков, Смоленск и Орел, Одесса, Киев, Астрахань, Архангельск, – фундамент.
Возможно, он несколько преувеличивал, но это от того, что душа его, родившись на границе миров, тосковала по Севастополю. Приводимый ниже текст был написал Палычем – давайте называть его так и впредь. А может, и не им одним, а его отцом и дедом, всеми, кто приходит в трудное время нам на помощь.
Едва ли в России найдется второе подобное место, где так плотно спрессована память о героическом сопротивлении русских врагу, пришедшему завоевывать их землю. Разве что галерея героев Отечественной войны в Эрмитаже. Но сравнивать нельзя – там портреты, а тут – усыпальница адмиралов.
Владимирский собор на Центральном городском холме в Севастополе, или, как ее по-домашнему зовут горожане, Адмиральской горке, далек от привычного представления о православном храме. Изначально Прах четырех великих людей русской истории, лежащий в основании, определил роль – место поклонения воинскому Подвигу. Лазарев, Корнилов, Истомин, Нахимов – имена, известные нам со школьной скамьи. Можно смело сказать, что нижний, Николаевский храм Владимирского собора – со времен Крымской войны не что иное, как фундамент Черноморского флота и военно-морской славы России. Адмиралы, упокоившиеся в соборе, были не только исследователями и флотоводцами, но и организаторами обороны южных рубежей России.
В Севастополе куда не посмотри – везде взгляд отыщет приметы славной истории. Хотя, конечно, большинство людей, гуляющих по Корниловской набережной, едва ли задумываются о том, что эта живописно устроенная полоска земли так важна в нашей истории.
Адмирал Михаил Лазарев, первооткрыватель Антарктиды, создатель Черноморского флота (известно, что он построил 40 парусных и заказал для флота 34 паровых корабля), в течение 16 лет командовал флотом, на котором воспитал целую плеяду выдающихся флотских командиров. Это он, проведя через огонь славного для России Наваринского сражения (1827) молодых флотских офицеров Нахимова, Корнилова и Истомина, сделал из них адмиралов. Судьбе было суждено, чтобы ученики легли в землю подле учителя.
Огромный черного мрамора крест с именами адмиралов лежит в нижнем храме. На нем имена адмиралов. Но так было не всегда. Вообще, у усыпальницы адмиралов столь же непростая судьба, как и у героев, в ней похороненных.