II. Что касается активных выступлений против иудаизма, то в апологиях или богословской полемике выдвигались следующие доводы:
1) Пророчества и символы Ветхого Завета прежде всего и в основном исполнились в Иисусе Христе и Его Церкви. Иустин находит в Ветхом Завете предсказания обо всех основных моментах евангельской истории: например, о происхождении Иисуса от Давида в Ис. 11:1; о Его рождении от девы в Ис. 7:14; о Его рождении в Вифлееме в Мих. 5:1; о бегстве в Египет — в Ос. 11:1 (даже более чем в Пс. 21:11?); о явлении Крестителя в Ис. 40:1–17; Мал. 4:5; о гласе с небес при крещении Иисуса в Пс. 2:7; об искушении в пустыне в борьбе Иакова из Быт. 32:24 и далее; о чудесах Господа нашего в Ис. 35:5; о Его страданиях и обстоятельствах Его распятия в Ис. 53 и Пс. 21. В своих стараниях Иустин, однако, впадает в характерные для его некритического века произвольные фантазии и аллегорические построения — например, когда утверждает, что два козла, один из которых прогонялся в пустыню, а второй приносился в жертву, символизировали первое и второе пришествия Христа; и видит в двенадцати колокольчиках на одеянии первосвященника символ двенадцати апостолов, нашумевших по всему миру[123].
2) Разрушение Иерусалима, в соответствии с ясным предсказанием Иисуса, показало, что Сам Бог осуждает иудаизм, и стало славным отмщением христианства. Иудейский священник и историк Иосиф Флавий, красочно описавший эту трагедию на основании личного опыта, тем самым предоставил мощный исторический аргумент против собственной религии в пользу истинности христианства. Тертуллиан, подводя итоги пророческих предсказаний тех бедствий, которые постигли иудеев за то, что они отвергли Христа, говорит, что «сказанное в Писании соответствует случившемуся»[124].
§39. Защита против эллинизма
I. Разнообразные возражения и обвинения язычников, которые мы перечислили в § 36, были по большей части основаны на невежестве или ненависти и во многих случаях сами себе противоречили.
1) В ответ на критику в адрес чудесных событий евангельской истории апологеты указывали на подобные события языческой мифологии; конечно же, это предлагалось лишь как разновидность argumentum ad hominem, чтобы лишить противника права возражать. Отстаивая достоверность чудесных рассказов Евангелий, особенно рассказа о воскресении Иисуса, Ориген указывает на цельный и благочестивый характер рассказчиков, на публичность смерти Иисуса и следствия этого события.
2) Новизна и позднее возникновение христианства объяснялись необходимостью в исторической подготовке: Бог должен был подготовить человечество к явлению Христа; также часто утверждалось, что христианство вечно существовало в Божьем промысле и некоторые особо благочестивые иудеи были его приверженцами задолго до пришествия Христа, сами того не сознавая. Апологеты, опиравшиеся на писания Моисея, имели преимущество над язычниками в том, что касалось древности их религии: они могли проследить историю, предшествующую христианству, до допотопных времен и самих врат рая. Иустин и Татиан умело пользуются тем фактом, что Моисей жил намного раньше, чем греческие философы, поэты и законодатели. Афинагор бьет противника его же оружием, доказывая, что сами имена языческих богов есть изобретение современности, а их статуи были созданы лишь вчера. Климент Александрийский называет греческих философов ворами и разбойниками, потому что они украли какую–то часть истины у еврейских пророков и исказили ее. Тертуллиан, Минуций Феликс и другие тоже выдвигают обвинение в плагиате.
3) Учение о телесном воскресении, казавшееся особо оскорбительным языческому и гностическому мировоззрению, защищалось ссылкой на всемогущество Бога, сотворение мира и человека (если Бог мог сотворить, Он может и воскресить); что же касается уместности и разумности этого учения, авторы ссылались на сотворение человека по образу Бога, на то, что телу предназначена великая судьба быть храмом Святого Духа, и на его неразрывную связь с душой, а также на праведность и благость Бога. Аргументы из области аналогии также часто использовались, но зачастую без должной проницательности. Так, Феофил говорит о смене времен года, дня и ночи, фаз луны, росте семян и плодов. Тертуллиан с удивлением относится к отрицанию возможности телесного воскресения и указывает на факт загадочности нашего рождения и на то, что ежедневно происходит в окружающей природе. «Все вещи, — говорит он, — сохраняются, растворяясь, обновляются, погибая; неужели человек… господин всей этой тварной вселенной, умирающей и воскресающей снова, сам умирает лишь для того, чтобы вовеки погибнуть?»[125].
125