И Скалий вещал только сам, слушая себя и не давая другим говорить.
Всего несколько минут перед тем нам с Никитой привелось пробыть вместе.
Мы держали друг друга за руки, как представлялось мне только что в кибитке, и... и ничего не говорили, только смотрели друг на друга. Но сколько было молча сказано!.. О радости встречи, о преданности друг другу, о готовности принять здесь все, что нам выпадет...
Но представление начиналось. Всем нам пришлось усесться за стол, словно тиран Землии давал нам пир.
Некоторое время нас действительно обносили блюдами, слуги старались угодить.
Но вот в рыцарский зал вошла хозяйка замка Лореллея с маленьким ребенком на руках. Ее сопровождал угодливый Кашоний.
Трудно передать впечатление, которое произвела на меня белокурая красавица-иноземлянка. Нельзя поверить, что она явилась прямо из темницы, настолько величественна и в то же время грациозна была Лореллея в пышном своем наряде. И, наверное, от того, что прижимала она к себе свое дитя, мальчика с любопытными глазенками, ее одухотворенное лицо было еще светлее, еще прекраснее, доказывая: ничто не украшает так женщину, как материнство.
Лореллея величественно заняла оставленное ей около О Джугия место, но к еде не прикоснулась.
И Скалий впился в нее взглядом.
- Иль знания о колдовской силе, превращающей уголь в алмаз, а города в угли, отбили у прекрасной дамы аппетит?
- Ваша всесвятость, - вступил мой Никита. - Получение бриллианта из угля - величайшая заслуга вашей ученой. Однако не имеет ничего общего с превращением вещества и с вырывающейся при этом стихийной силой.
Бережной поддержал его:
- Кроме того, цель нашего прибытия к вам на Землию - убедить ваш народ отказаться даже для далекого потомства от овладения энергией, которую вы называете стихийной силой, уничтожившей древние города.
И Скалий был так же невежествен, как и его современники. К тому же, пораженный душевным недугом, он ничего не понял из сказанного, кроме того, что ему не подчиняются, не отдают силу для уничтожения лютеров. Но он был еще жесток и лукав.
- Я позволил вам полюбоваться хозяйкой замка, пленяющей всех, перед тем, как судить ее в вашем присутствии. Колдунье, получившей в своей адской кухне бриллиант из угля, надлежит при всей ее сверкающей красоте самой превратиться в жалкий уголь. Спасение ее только в вашей покорности Мне.
"Так вот в чем был подлый замысел папия! В расчете, что мы, гости Землии, не выдержим страданий прекрасной Лореллеи, раскроем ему свои тайны, чтобы он с новыми знаниями губил целые народы!".
Я задрожала, но почувствовала на плече руку с трудом поднявшегося отца, решившего оттянуть время.
- Вы сами, ваша всесвятость, сочли возможным признать в нас гостей из другого, как вы заметили, известного вам места. Не будет ли полезным, ваша всесвятость, вызвать сюда знатоков знания, способных понять всю сложность того, о чем вы хотели узнать?
- Не что я хотел бы узнать, а что давно знаю, - снова злобно перебил И Скалий. - Узнать все от вас надлежит слугам Святой Службы увещевания во главе с Кашонием. Такова Моя воля. Поторопитесь, ибо суд Мой над колдуньей не терпит отсрочки.
Он был безумен в своем воображаемом величии, этот серый невзрачный человечек, одновременно и страшный, и жалкий. Глаза его выпучились, усы обвисли.
Кашоний смотрел в его полуоткрытый скривившийся рот, в уголках которого закипала пена.
Я отвернулась.
И думала не об ужасе уже изведанного мною костра, а о страшной заразе, проникающей в человека, и о словах мудреца: "Хочешь перестать быть человеком, захвати власть".
По мановению руки И Скалия "пир" превратился в "судилище".
"Суд" в рыцарском зале был устрашающим представлением, посвященным не столько несчастной обвиняемой, сколько нам, пришельцам, вынужденным сидеть за столом.
Кресло папия на помосте повернули так, что мы видели теперь И Скалия сбоку. Несравненную мою Лореллею без ребенка, оставленного мне, поставили перед ним, между двумя стражами в черных одеждах, с алебардами в руках.
Кашоний в своей зловещей алой мантии олицетворял и церемониймейстера, и обвинителя, и подобострастного холуя И Скалия.
Прежде чем начался "процесс", я вспомнила про листовку, сочиненную Мартием Лютым для папийских наемников.
Ее припасла и показала мне старая раменка, моя наставница. Табор, свободно кочуя между враждующими сторонами, за хорошую плату перевозил это "поэтическое оружие". Я помнила эти стихи одной рифмы.
НАД ВЛАСТЬЮ ВЛАСТЬ
Безмерная опасна власть,
Хотя, попав удачно в масть,
Пожить в довольстве можно всласть,
Богатство у народа красть
И в тайники добычу класть,
На неугодных львом напасть,
Клыкастую оскалив пасть.
Но... есть у власти той напасть:
Коварна лесть, как рыбья снасть,
Зацепит лесть рассудка часть
И льстиво даст бесславно пасть.
Вот такова "над властью власть".
Но сейчас маленький серый человечек в сияющей драгоценной тиаре был на вершине своего жестокого и ничем не ограниченного владычества.
Лореллея стояла перед ним, красотой и бесстрашием как бы противостоя невежеству и произволу.
Кашоний напыщенно возвестил, что суд Всевышнего, воплощенного в Великопастыре всех времен и народов, - это "Божий суд", который состоится после конца света над всеми смертными, но одной из них дано держать ответ уже сейчас.
- Признаешь ли ты, дочь Мрака, - тихим голосом начал папий, - свою вину в сношениях с нечистой силой и в колдовстве?
- Я не признаю ни вины своей, ни права судить меня, - гордо ответила Лореллея.
Я смотрела на нее со страхом и восхищением, встретясь глазами с ее ясным взглядом.