О Джугий сошел вниз следом за своей несчастной женой, провожая ее в последний путь.
- О, Всевышний! - донесся снизу гадкий голос Кашония. - Нигде нет деревянного кола, чтобы врыть его посередине двора, где мы разложим костер.
- Разве у ворот нет каменных столбов? - с насмешливым спокойствием спросил И Скалий.
- Только Всевышний Разум мог с такой простотой и ясностью вразумить верного слугу своего! - восторженно отозвался Кашоний.
Воины в черных плащах, роняя на камни сухие сучья, переносили связки хвороста и сваливали их у запертых ворот.
Какой-то слуга замка тщетно пытался убедить дюжих наемников выпустить его во двор, поскольку он, как дозорный главной башни, обязан передать своему рыцарю важное донесение.
Наемники с ругательствами грубо втолкнули его обратно в дверь.
Так Великопастырь не узнал о важном для него сообщении.
Меж тем к замку выбитой в скалах дорогой безмятежно шел рамен в кожаной шляпе вожака табора и распевал на ходу веселые раменские песни.
Подойдя к воротам, он пронзительно свистнул, заложив в рот четыре пальца, а потом закричал:
- Эй вы, за стенами! Кто слышит пенье соловья, иль журавля курлыканье, иль слово человека? Мой табор услаждает знатных гостей прославленного Горного рыцаря. Дозвольте и мне пройти к своим раменам. Я песни новые несу и сам способен рассмешить.
Град стрел был ответом дерзкому рамену.
Он упал навзничь на дорогу и лежал с торчащей в груди стрелой.
А незадолго до этого он сидел на памятном дубу, сваленном "небесной силой" во время соревнования из луков.
Перед ним стоял закованный в латы коренастый вождь протеста Мартий Лютый.
Он убеждал атамана "лесных волков" присоединиться к нему для совместного штурма замка.
Их окружала пестрая толпа "лесных волков", кто в вывернутой шкуре, кто в кафтане с барского плеча, а кто в богатой одежде проезжего. Лютеры в кольчугах и шлемах выделялись среди них.
- Мне донесли. Враг человеческий из Святикана там. Пусть суд народа решит его судьбу! - убеждал Гневия Народного Мартий Лютый.
Гневий Народный встал с поваленного ствола и покачал головой.
- Не щадишь ты своих людей, вождь протеста. Думаешь, что он, как мышь, попался в мышеловке? Но у "мышеловки" неприступные стены. Да и штурм твой поведет к расправе над пленниками замка, именуемыми "гостями", а в их числе не только О Кихотий, но и сама вернувшаяся Надежанна.
- Как? Надежанна? Она не вознеслась на небо?
- Видно, путь на небо - двусторонний. Ты же сам встречал ее, когда она спустилась с облаков.
- Откуда ты знаешь про нее?
- Она скрывалась в таборе.
- И ты молчал?!
- Я сам не знал. Они так берегли ее...
- Тем более штурм замка необходим. Мои войска уже окружают его. Продажные слуги увещевания откроют нам ворота.
- Как можно верить им? Давай обсудим. Уж коль скоро твои войска стоят под замком и ждут, когда им распахнут ворота, то я готов сберечь своих "волков".
- Безумец! Уж не хочешь ли ты их заменить?
- Я тоже "волк". К тому же там наш табор. Где не пройдут копье или стрела (а я стрелять умею), попробую раменскую песню. Мои сородичи ею завораживают.
- Пойдешь один?
- Как будто сам собой выпущенный из лука, - усмехнулся Гневий Народный.
Мартий Лютый лишь покачал головой, отдав распоряжение закованным в латы лютерам готовиться к штурму.
Мрачную процессию к воротам, где свален хворост, возглавлял сам высшинский прокуратий увещевания в алой мантии, затем шла осужденная в нарядном платье со шлейфом и глубоким вырезом, обнажавшим скульптурные линии шеи.
Гордая и отрешенная Лореллея несла на руках ребенка. Тот любопытными глазенками смотрел вокруг.
- Мадонна с полотен древних гениев! Неужели эти изуверы посмеют сжечь ее вместе с невинным младенцем? - с ужасом воскликнула Надя и бросилась к окаменевшему И Скалию. Телохранители оттолкнули ее, она закричала: - Как можете вы, будучи человеком, утратить все человеческое? Остановите казнь! Там дитя! Я - женщина, и я приказываю вам!
Он повернулся к ней и посмотрел отсутствующим взглядом, потом усмехнулся в усы. Ничтожная! Она не знает, что Он не человек!
Лореллея обернулась к О Джугию, и никто не помешал ей передать ему младенца, который горько плакал, протягивая к матери ручки.
Детский плач перед казнью резанул Надю по сердцу. Год назад она сама шла на костер, повторяя героическую кончину Жанны д'Арк и стремясь быть достойно похожей на нее.
Лореллея никому не подражала, разделяя судьбу ста тысяч своих предшественниц. Вид ее потрясал не только Надю, но и ее соратников.
Небезразлично было происходящее и самому И Скалию. Под личиной величавого спокойствия он скрывал остатки былого чувства, отвергнутого когда-то неприступной красавицей.
Но что могло сравниться с переживаниями маленького оруженосца, обожавшего свою хозяйку! Вне себя от горя, предвидя непереносимые ее страдания, и зная, как жутко кричат жертвы костра, он не мог, не хотел допустить такого глумления над нею!
И Сандрий скрылся в подземелье замка.
Надя заметила исчезновение юноши, подумав, что он не в силах вынести преступного зрелища, свидетелями которого "гостей" насильно заставляли стать.
Вася Галлей кипел от негодования не только на изуверов, но и на самого себя из-за того, что ничего не может придумать, хотя раньше считал себя способным находить выход из любых положений. Но происходящее в Горном замке было для землян безвыходным. Даже Федоров не мог вызвать у осужденной паралич, поскольку на ней не было браслета связи. А телепатически, как ни старался, сделать ничего не мог. Никита крепился, стремясь выглядеть собранным, спокойным. Бережной с Крыловым, опирающимся на палку, а также "бессильный маг" Федоров поникли головами. Ведь без их прилета с несчастной Лореллеей ничего бы не случилось!
Вот она взошла на обложенное хворостом возвышение, и грубый Гарант Полного Успокоения в красном балахоне и капюшоне с прорезями для глаз заломил тонкие руки осужденной и крепко привязал их к железным скобам ворот. Потом поднесенным факелом поджег хворост. Костер затрещал, зловеще стреляя искрами.
Пламя взметнулось, на миг закрыв фигуру несчастной.