- Ну, как кофе? А как озноб? Не простудилась бы ты.
- Вот и хорошо! Пусть умру! Зачем ждать старости, когда ты через тысячу лет прилетишь после возвращения из звездного рейса на мою могилку. Попрошу зарыть меня где-нибудь здесь, у Аленушкина пруда. Имей это в виду. Найдешь?
- Ты поистине бредишь.
- Нисколько! Если факт говорит о том, что инопланетяне прилетели из отдаленного космоса всего за два года, то могли это сделать, лишь достигнув световой скорости, когда их собственное время почти остановилось, и они преодолевали огромное расстояние без затраты времени (по их часам!), хотя на Земле и сменялись столетия. Значит, сократившееся время будет существовать и для тебя, и для Бережного, и для всех остальных спасателей. И полетите вы следом за папой в безвременье, по крайней мере для меня. Я попросила бы тебя рассказать папе, когда вы догоните его звездолет у далекой планеты, как я тосковала по нему, да не состоится ваш полет! Не позволю я этого! Завтра, нет, уже сегодня об этом узнает весь мир!
- Что он узнает? Результаты неточных анализов, которые пересматриваются в части распада тория? Едва ли это окажется достаточным основанием для отказа от выполнения нашего Долга спасателей. Ведь эйнштейновская теория относительности с ее ограничениями скорости и сокращением времени отвергнута ныне наукой, и твои доводы опровергают теорию не более чем наблюдение полета комара - теорию всемирного тяготения Ньютона. Пока нынешние взгляды науки математически не опровергнуты, тебя и слушать никто не станет.
- А ты? Ты тоже никто?
- Нет. Я слушаю тебя и дивлюсь. Оказывается, количество следов распада тория в образцах способно вызывать галлюцинации и может служить поводом для измерения твоей температуры.
- Пожалуйста, не надо! Значит, ты считаешь, что ваш рейс можно задержать только математическим опровержением теории абсолютности, отказавшейся от ограничений Эйнштейна?
- По меньшей мере доказав, что взлет подброшенного с Земли камня и отталкивание земного шара от этого камешка - одно и то же. Словом, обвинив вновь Коперника, выступившего против догм церкви, утверждая, будто Земля движется вокруг Солнца, вопреки мнению Птоломея и обывательскому представлению, что Солнце всходит и заходит над Землей, доказавши, что все это будто бы одно и то же, опровергнув при этом современные научные взгляды и совершив тем научный подвиг!
- И тогда ты не полетишь?
- А как же мне полететь, если земной шар, как мячик, отскочит от меня и я и по Эйнштейну неподвижным останусь?
- Останешься? - ухватилась Надя за последнее слово. - Даешь мне слово остаться со мной?
- Слово даю, что истинно так говорю.
- Принято! Слово дал! Я услышала это не только умом, но и сердцем!
- Сердцем? Ну пусть будет так, - как маленького ребенка утешал Надю Вязов.
- Да будет так! - торжественно произнесла Надя. - Если существует факт, о котором я говорила, то должно существовать и опровержение того, что он отрицает. Софья Ковалевская нашла бы опровержение вашей теории абсолютности!
Никита Вязов, взлетев на своем аппарате с Надей, не забывшей захватить свой сложенный дельтаплан, доставил ее в академический городок, где уже всполошились, начав поиски пропавшей.
Кассиопея, вся в слезах, бросилась ей на шею.
- Иди к деду. Он с ума сходит, - строго сказала Наталья Витальевна.
Надя обернулась к Никите, стоявшему подле взлетолета, и помахала ему рукой:
- Ты дал слово! - крикнула она.
Глава третья
БЕСЕДЫ
Слово, жаром опаленное,
Мысли, в сердце затаенные.
Из народной мудрости.
Чтобы явиться к деду, Надя сначала проскользнула к маме в комнату, переоделась в любимый дедушкой халатик-тунику, повертелась у зеркала, укладывая волосы в греческий узел на затылке, чтобы дед "вспомнил об Олимпе", и, собравшись с духом, бесшумно открыла дверь в кабинет. Там, спиной к ней, ссутулившейся громадой с гривой седых волос до плеч, сидел так и не ложившийся спать Виталий Григорьевич.
Надя на носочках подкралась к нему и нежно обвила руками его шею, сплетя пальцы под спадавшей на грудь бородой.
- Дедушка, милый, - ласково начала она. - Я такая нехорошая, что заставила вас тревожиться, но я исправлюсь, непременно исправлюсь.
- Явилась, озорница непутевая. Набедокурила, а теперь совесть в тебе кувыркается.
- Это все ночь, лунным светом наэлектризованная. Почему-то такие ночи зовут "воробьиными", из-за того будто, что птички на землю падают.
- Про воробьев, наземь падающих, не слыхивал, а вот про некоторых чужекрылых, в воздух поднимающихся, доводилось.
- Вы уже все знаете. Сама не пойму, как это меня угораздило к окну подойти. Не окажись там дельтаплана, я в овраг бы свалилась.
- Падать не то что в овраг, но и на ровном месте не рекомендую. Лучше летай на своих планерах, наслаждайся высотой, пташка ты моя летучая.
- Вы не сердитесь, дедушка, правда? - обрадовалась Надя. Представляю, какой у меня был нелепый вид, - рассмеялась она, - под прозрачным крылом в одной ночной сорочке! Я, кажется, какую-то парочку спугнула. Верно, за приведение меня приняли! Но вернулась я к вам во плоти. Это все луна виновата! - и она процитировала:
В подлунном волнующем мире
Светила луна нам сама.
В серебряном нежном эфире
Сходили мы вместе с ума!17
- Ох уж эта луна! И чего только на нее не навешивают! Одни лунатики чего стоят!
- Но я не лунатик! Я с открытыми глазами! Я не спала!
- Да уж знаю, - отозвался Виталий Григорьевич, сжимая в кармане халата ключ от Надиной комнаты, который Наталья Витальевна отобрала у Кассиопеи, выведав у нее все о Наде. Об этом она и рассказала академику, вручая ему ключ. - А насчет полетов ночных или звездных я советую тебе воспользоваться утренним рейсом взлетолета, чтобы застать в университете профессора Дьякова. Думаю, он тебе сейчас особенно нужен, - закончил дед.
Надя удивленно смотрела на него, не понимая, как он читает ее мысли.
- Ну иди, ласточка моя легкая, а я, пожалуй, завалюсь спать. А то твоя "воробьиная ночь" и мне покою не дала. А какой я воробей? Разве что "стреляный"! Ну иди, лети, - и он поцеловал внучку в лоб.