- У вас несокрушимая логика. Сдаюсь!
- А у вас несокрушимый героизм. И я еще отблагодарю вас. Вот увидите.
- Обязательно отблагодарите, - вполне серьезно заговорил Вязов. - В особенности когда я вместе с вашим папой вернусь.
- Что? - подскочила на песке Надя. - Разве этим можно шутить?
- А я не шучу.
- Я пока ничего о вас не знаю, кроме того, что вы прыгали на батуте и с моста. Вы наверняка не такой, каким кажетесь. Вот готовились куда-то.
- Готовились мы для участия в спасательной экспедиции, которая вылетит вслед за пропавшим звездолетом, - на полном серьезе продолжал Вязов.
- Хорошо, что профессор Бурунов увязался за дамами и вас не слышит. Не надо так играть со мной!
- Повторяю, я не играю и не шучу. Я, Никита Вязов, или Джандарканов, штурман спасательного звездолета. Скоро будет объявлен экипаж.
Надя почувствовала, что кровь прилила ей к лицу. Ну вот! Так и есть! Она же догадалась, что это не простой человек! И, чтобы скрыть свое волнение, непоследовательно сказала:
- И вы, который должен был спасти моего отца, осмелились прыгнуть в реку! А если бы вы разбились?
- Не думал, цейтнот! Уж простите.
- А я? А я? - спрашивала Надя, всматриваясь в притягивающую ее улыбку Вязова. - Что я должна думать? Кого ждать прикажете? Один дал мне жизнь и не вернулся из космоса. Другой спас мне жизнь и тоже не вернется. Так кого же мне ждать?
- Обоих, - с поразительной уверенностью в голосе без всякой шутки произнес Вязов.
- Кого ждать? - послышался веселый голос Бурунова. - Разумеется, меня. Эти чудные женщины с такой благодарностью прощались со мной, что я готов был поверить, будто я спас их мальчиков.
- Что ж, вы тоже рисковали, летая на взлетолете, - с насмешкой заметила Надя.
Молодой доктор наук развел руками:
- Что делать! Иной раз техника запаздывает по сравнению с живыми импульсами. Не так ли, коллега, изучавший "смещение бессеровых функций"?
- Импульс импульсам рознь, - неопределенно отозвался Вязов.
Спортивного покроя костюм Вязова после купания имел жалкий вид. Зато Наде одна из купальщиц принесла белоснежный халат, напоминавший древнегреческую тунику. В нем она выглядела златокудрой обитательницей Олимпа. Но профессор Бурунов, когда все трое поднимались по лесистому склону, казался рядом со своими спутниками наиболее современным, а главное, красивым и элегантным.
А на Москве-реке появился электрический катер подводников. Аквалангисты один за другим бросались в воду спиной вперед.
Поиски "московского метеорита" начались.
Глава вторая
АЛЕНУШКИН ПРУД
Вот теперь я знаю, что ничего не знаю.
Сократ перед кончиной.
Академик Виталий Григорьевич Зернов, грузный богатырь с пышной седой бородой, спускавшейся на высокую грудь, с белоснежной гривой волос, отращивать которые до плеч стало для мужчин обычным, начиная с его поколения, признавал для себя лишь три стороны жизни (как три измерения пространства): науку, природу и внучку Надю.
Уверенный в гибели Алексея Крылова на пропавшем звездолете, он всеми силами старался заменить ей отца, настояв, чтобы дочь Наталья Витальевна вместе с Надей перебрались к нему в старинный академический городок в подмосковном Абрамцеве, вблизи знаменитой усадьбы Аксакова-Мамонтова, где сочеталась память о выдающихся художниках с красотой русской природы.
Поселились в старинном "допотопно деревянном" домике, где в Надину комнату со скошенным потолком под самой крышей вели загадочно скрипевшие под ногами ступеньки.
Дедушка старался сделать все под старину. Раздобыл где-то ветхую мебель из редких древесных пород с гнутыми спинками и резными ножками, а перед окнами разбил своими силами цветник, как заправский садовник.
В этот день он вернулся с заседания Всемирного звездного комитета мрачнее заволакивающей небо грозовой тучи.
Надя сразу заметила его состояние и приложила все усилия, чтобы увлечь деда в их обычную прогулку в парк аксаковско-мамонтовской усадьбы.
Старик не устоял перед милыми увещеваниями любимой внучки и, взяв свою суковатую палку, которую вырезал в ближней дубовой роще, отправился с Надей по живописной дороге с подъемами и спусками, привычно отшагивая два-три километра до старинного парка былой усадьбы с древним помещичьим домом, знавшим еще крепостничество.
От обветшалых низменных его колонн спускалась затененная аллея вековых деревьев, отгороженных каждое решетчатой оградкой.
Парк заканчивался зацветшим прудом с затейливыми арочными мостиками через впадавшую, а потом вытекавшую из него извилистую речку Ворю.
Было жарко даже в тени.
У знакомой скамеечки, облюбованной когда-то художником Васнецовым, старик сказал:
- Ну что ж, хоть наша Воря - не река, а горе, все ж Аксаков на ее берегу свой трактат о рыбной ловле написал, и вода в ней, говорят, ледяная. Так ты пойди окунись, наберись бодрости. А я подремлю, поскучаю.
Надя обрадовалась и убежала...
А он, опершись о конец палки подбородком, так что борода скрыла ее конец, закрыл глаза. И вставала перед ним недавняя сцена:
- Научная позиция академика Зернова граничит с преступлением, - звучал голос профессора Дьякова, худощавого, уже немолодого человека с острыми чертами сухого лица, провалившимися щеками и горящими, как у библейского пророка, глазами. - Трагическим оказалось его утверждение, что звездолет может превысить скорость света и достичь звездных далей. Это привело к гибели для нашего поколения всего экипажа звездолета "Скорость", низринутого не только в бездну пространства, но и в пропасть Времени. Как известно, через год после старта, когда звездолет разогнался до субсветовой скорости, течение времени на нем замедлилось, и хотя сигналы с него подавались ежесуточно, но час, а потом и минуты в его сутках по закону "сокращения времени" равнялись земному году, и мы примем посланные им сигналы через десятки и сотни лет, а самих звездолетчиков наши потомки дождутся через тысячу лет! Это означает, что для нашего поколения весь экипаж во главе с его командиром Алексеем Крыловым практически погиб. Никого из них никто из нас не увидит. Из уважения к нашим видеозрителям, следящим за нашей дискуссией по всему земному шару, я объясняю сущность "сокращения времени", как это делаю своим студентам университета. Истинное Всеобщее Время отмечается углом поворота стрелки неких Вселенских Часов, но длина дуг конца этой стрелки и любой ее точки, вплоть до оси вращения, отсчитывает собственное время тел, чем ближе точка к оси вращения, тем короче их дуги и тем замедленнее собственное время. В центре же вращения, где скорость движения тел равна скорости света, длина дуги равна нулю, а время остановилось, чего не пожелал учесть высокочтимый нами академик Зернов. В этом всеобщая наша беда и его вина.