К нему вернулась прежняя уверенность. Он говорит о своем научном прошлом, о своих текущих работах, о своих планах.
Потом упоминает о плодотворном сотрудничестве чистого знания и современной предприимчивости. Он указывает на карту Южной Америки. Все поняли, даже журналист, который проникновенно качает головой.
Что касается его противников, то Ле Труадек довольствуется небрежным намеком.
5
Небольшой зал для заседаний в доме Общества Доногоо-Тонка в Париже. Мы узнаем банкира, а среди окружающих его господ по меньшей мере двоих из являвшихся недавно акционеров.
Один из присутствующих, ближайший к нам, чрезвычайно лыс. Его череп, видимый нам сполна, мягко поблескивает. Банкир держит речь. Он обращается то к одному, то к другому, но главным образом к лысому господину.
Банкир говорит о будущем. В его словах — все удача, преуспевание, рост. Все прогрессирует и развивается. Целина обращается в тучное поле. Нет больше бесплодных земель.
Его красноречие так убедительно, его мысль так глубоко проникает в человеческую природу, что понемножку, понемножку на черепе у лысого господина всходит легкий пушок.
6
Мы не без волнения, не без удивления снова видим Доногоо-Тонка. Столб сменила гордая мачта, вроде корабельной, с хоругвью.
Окружающие постройки сильно видоизменились. «Donogoo Central Bar» — теперь довольно большой трактир. Стойка — в глубине. Внутри и на террасе, затененной тентом и двумя деревцами, стоят столы. Он оживлен двумя десятками посетителей.
«Central Bar’у» приходится выдерживать конкуренцию «Cafede Paris», расположившегося в новеньком бараке, по ту же сторону площади и притязающего — это чувствуется — на хороший тон. От «London & Donogoo-Tonka’s Splendid Hotel’я» сохранилось только прежнее имя. Во всяком случае, переделки совершенно изменили его первоначальный облик. Это — двухэтажное деревянное здание со множеством узких окон. Две крашеных деревянных колонны обрамляют дверь. Вывеска занимает всю длину фасада. К словам:
Непосредственное соседство с золотыми приисками
прибавлено:
Старейшая гостиница в Доногоо-Тонка.
Чем вызвано это объявление — нам понятно: немного дальше, поперек главной улицы, тянется широкая полоса коленкора:
(Впрочем, «Majestic» не так обширен, как можно было бы ожидать. В нем всего лишь десять отдельных номеров и около сорока спальных мест).
Рядом со «Splendid’ом», в хибарке помещается контора агентства Мейер-Кон.
Дорога на луг получила наименование Кордильерского проспекта. Это действительно главная улица. Она окаймлена лавками, и по ней непрерывно движутся пешеходы, мулы и тележки, запряженные ослами. Самый луг превращается в площадь, пока еще безымянную, начинающую окружаться строениями.
Дорога к речке называется Золотой проспект. Мы с некоторым удивлением видим, что на нем еще сохранились весьма жалкие лачуги.
На площади толпится народ. Оба кабачка полны посетителей. В окнах «Majestic’a» и «Splendid’a» размещаются любопытные. Но как не заметить, что во всей этой толпе всего только три женщины?
Пробегает волнение. Пьющие встают с мест. Толпа на площади высыпает вперед, потом отступает, вдается.
Появляются те, кого ждали.
Впереди — четыре всадника в ряд, с револьвером у пояса, с винтовкой за плечом, со свертком в тороках.
Еще четверо в ряд. Мы узнаем пионеров. Крайний во втором ряду — тот самый, который так плакал на корабле. У него прекрасный вид. Он хмурит лоб.
Потом Ламандэн. Под ним великолепный конь. Его костюм дышит совершенством: черная фуражка, опоясанная золотыми звездочками; черный сюртук с высоким воротом; звездочки на воротнике и на обшлагах; брюки с золотой выпушкой; очень мягкие лакированные сапоги; серебряные шпоры. В руке у него тросточка.
Два ряда всадников.
Длинная вереница тяжело навьюченных мулов, идущих попарно. По бокам четыре всадника.
Замыкающий ряд всадников.
Народ на площади некоторое время молчит. Но восхищение скоро берет верх над сдержанностью. И потом самая эта пышность льстит им и трогает их.
Они оживленно приветствуют господина Управляющего Главного Общества и его эскорт.
7