На площадке трамвая, который ходит от Праса де Дом-Педро до Восточного вокзала, пузатый пассажир с приятнейшей улыбкой излагает свои взгляды на эмиграцию и дальние предприятия. Он словно говорит: «Сам-то я не настолько молод… А вот будь мне двадцать лет!»… Пухлыми пальцами в кольцах он раскрывает бумажник и с бережной медлительностью достает оттуда объявление Общества Доногоо-Тонка. Вы догадываетесь, что при этом он говорит: «Вот в чем будущее… Бедная Португалия! Где былая отвага твоих сынов?» Трое других пассажиров слушают его, разинув рты. Трамвайный кондуктор, увлеченный тоже, забывает дать сигнал к отправлению, и сидящие внутри вагона теряют терпение.
5
В Амстердаме
При подъеме на разводной мост, в квартале алмазчиков. На узком канале стоит ярко выкрашенная лодка.
Несколько человек; кто стоит, кто присел на корточки, кто верхом на тумбе, кто облокотился о перила. Они курят трубки и толстые сигары. Один из них, лежа на животе, указывает что-то на разложенной перед ним карте. Его слушают и глядят, не говоря ни слова.
6
В Сан-Франциско
Невероятно сверкающий автоматический бар. Люди пьют и едят стоя. В углу несколько человек втихомолку ведут оживленную беседу.
7
В Сингапуре
Терраса кафе под тентом. Слуга — китаец поливает пол. Четыре поношенных европейца таинственно совещаются за столиком. Когда мимо них проходит слуга или посетитель, они умолкают. Объявление Общества Доногоо-Тонка лежит, сложенное под блюдечком.
8
Предыдущие сцены появляются все разом и сменяются все более ускоренным темпом в течение менее чем минуты.
2
Ресторан в Булонском лесу, под вечер.
Ламандэн и его компаньон-банкир обедают на открытом воздухе, за изящно накрытым столиком.
Вид у них веселый, они болтают.
Но вы догадываетесь, что банкиру надо сказать что-то важное и что, беседуя, он не перестает об этом думать.
Неподалеку от них, в полумраке, высятся кусты.
Говоря о пустяках, банкир по временам задумчиво смотрит в сторону этих глубин, и тогда в них словно смутно вырисовывается что-то: что-то столь же неопределенное, как лик луны, нечто вроде фантастического полушария.
Ламандэн, вначале беспечный, начинает ощущать сноп этой безмолвной мысли. Он также в промежутках между фразами посматривает на кусты. Он начинает понимать и с каждым взглядом все отчетливее разбирает намек, отбрасываемый на темноту мыслью банкира.
Ошибиться нельзя: эти черноватые очертания — Южная Америка, выгибающая спину, полная тайн и козней. А направо — милая Европа, где так хорошо. Между ними — океан, такой непомерно большой; через океан — как бы черта или нить, словно канат акробата, а на ней кораблик, которому никогда не доплыть.
Вот собеседники смотрят друг Другу в лицо. Банкир хохочет, захлебывается. Ламандэн строит жалкую улыбку.
Они принимаются говорить, и чувствуется, что их мысль вернулась в их слова.
Мы не можем уследить за подробностями их разговора, но понимаем, что банкир говорит приблизительно следующее:
«Обедать в Булонском лесу — очаровательно и не из-за чего портить себе кровь. Но все-таки этого мало, чтобы оправдать выпуск 50 000 акций на предъявителя по 500 франков каждая. Душа моя, надо что-то сделать. Я буду чувствовать себя спокойнее, когда получу от вас подлинный снимок первых шалашей Доногоо-Тонка. Я не требую от вас, чтобы вы построили Сан-Франциско или чтобы вы ежемесячно высылали мне партию самородков. Но вам надо ехать».
Ламандэну остается только ответить:
«Очевидно! Рано или поздно — придется! Рано или поздно придется основать этот проклятый город апашей, без которого мир отлично обходится! Добро бы еще этот старый идиот Ле Труадек ткнул его куда-нибудь в приличное место! А то извольте! Как нарочно! В самую глубь Бразилии! В самый конец этого чертова Тапажоша! Ему-то все равно! Он бы их дюжину туда напихал!»
Мы без особого труда следим за их речами, потому что по временам мысль настолько ярка, что становится видимой. Вокруг головы у них возникают мимолетные призраки, которые мы только-только успеваем опознать. То корабль в безбрежном море, то пустынный лес на берегу порожистой реки, то Ле Труадек, разглагольствующий перед картой.
Банкир расточает перед Ламандэном ободряющие, дружелюбные речи; он наливает ему бокал шампанского.