— Ну, чтобы что-то пошло не так?
— Крайне редко, — улыбнулся Росс и суеверно постучал по дереву. — Несколько раз возникали опасные ситуации в смысле задержки по времени, но нам всегда удавалось успеть.
— Как интересно, — сказал Данбар. — Полагаю, часы начинают отсчитывать время, как только орган удаляют из организма донора?
— Совершенно верно. Существует очень ограниченный период времени, по истечении которого орган становится непригоден для трансплантации.
— Видимо, идеальным условием было бы держать донора на аппарате жизнеобеспечения до тех пор, пока все не будет готово?
— Это может показаться циничным, но на самом деле это так, — согласился Росс. — Разумеется, из соображений морали больницы такого не делают — по крайней мере в открытую. Иначе общественность поднимет крик.
— Понимаю. Итак, учитывая ограниченности во времени, и автомобильные пробки, и задержки рейсов, вы должны пересадить орган пациенту почти сразу же, как его доставят?
— Да, как можно быстрее. Персонал операционной обычно наготове.
— И времени на проверку самого органа в последнюю минуту не остается? — произнес Стивен, чувствуя, словно прыгает в воду, не зная глубины водоема.
Повисла напряженная пауза, затем Росс сказал:
— Я не совсем вас понимаю. О какой проверке вы говорите?
— Ну, я не знаю, — протянул Данбар, стараясь сделать вид, что задал вопрос из праздного интереса. — Обычные вещи — анализ крови, анализ на совместимость, на СПИД, Гепатит Б, рентгеновское исследование и так далее. — По-настоящему интересующий его вопрос Стивен поставил вторым в списке, надеясь, что среди прочих он не вызовет подозрения. Однако, бросив быстрый взгляд на Росса, идущего рядом с ним по коридору, он усомнился в своем успехе: улыбка исчезла с лица доктора.
— Все эти вещи обычно делаются в больнице, где находится пациент-донор, — сказал хирург.
— Понимаю. Это звучит разумно, — кивнул Данбар. — Я просто подумал — учитывая, что донорская база данных имеет международный характер, стандарты в разных странах могут отличаться…
— Все больницы, входящие в эту сеть, работают по самым высоким стандартам, — произнес Росс и, немного помолчав, добавил: — Но когда у нас есть время, мы сами проводим некоторые обследования.
— О, именно так я и думал!
— Ну вот, мы снова оказались там, где начали наше путешествие, — сказал Росс, когда они вернулись в фойе отделения. — Что еще мы можем вам показать?
— Ваши исследовательские лаборатории, — сказал Данбар. — Я их не видел.
— Да, не видели, — согласился Росс. — Мои лаборатории находятся не на территории больницы. Поскольку правительство больше их не финансирует, не думаю, что они должны вас интересовать.
Услышав обиду в голосе Росса, Стивен примирительно произнес:
— Вы совершенно правы. Я спрашиваю об этом исключительно из личного интереса. Вам удалось найти альтернативные источники финансирования своей работы, доктор?
— Пока денег хватает, — ответил Росс. — Медик Интернэшнл проявила… некоторую щедрость.
— Я рад. Все это было очень некстати.
— Да, — ответил Росс, криво усмехнувшись. — Очень некстати.
— Как идут ваши исследования?
— Спасибо, хорошо. Но движение вперед всегда медленнее, чем хотелось бы.
— Что ж, желаю вам удачи!
Обменявшись рукопожатием с Россом и Хэтфуллом, Стивен вошел вслед за Ингрид в лифт.
— Я не должен был знать о пациентах «омега», да? — спросил он, когда лифт тронулся.
Ингрид улыбнулась.
— Не беспокойтесь. Доктор Росс просто был слегка удивлен тем, что вы о них знаете. У нас редко бывают такие пациенты, а вы, не пробыв в больнице и часа, уже о них узнали.
— А почему «омега»?
— Последняя буква греческого алфавита — для обозначения последнего, решающего слова в отношении заботы и внимания. Их всегда что-то не устраивает. Сколько не беспокойся о них, им все мало.
— Но за это они и платят, — заметил Данбар.
— Разумеется. Они привыкли, что с ними носятся. Впрочем, большинство наших пациентов к этому привыкли. Вы знаете, за что они на самом деле платят, пока находятся в «Медик Экосс»?
— Расскажите мне.
— За секретность. За абсолютную конфиденциальность. Люди, которые обращаются сюда за пластической операцией, не хотят, чтобы об этом знали их друзья. Люди, которые приходя сюда потому, что они больны, не хотят, чтобы об этом знали их враги. Там, в высших кругах, любое подозрение о нездоровье может послужить толчком к перевороту или к обесцениванию акций, которые стоят миллионы. Полная конфиденциальность, возможно, самый ценный товар, который мы можем предложить.