- Почему вы возите ее с собой? Не хотите отвечать. Я все равно приду. Запакую картину и принесу вместе с выпивкой. "Бурбона" нет. Есть пшеничный виски. Он вас сразу поставит... на ноги.
- Картину заберу сразу, а лечить меня сегодня - все равно, что выращивать перья на лошади, - вяло отбивался БД. - Надо уметь радоваться тому, что есть, - продолжал он назидательно вещать, поглаживая бутылку.
- А как радоваться тому, чего нет?
- In short, stick up for somebody else and they'll screw you as well, пробормотал БД. Ему доставляла удовольствие грязная американская ругань, которая давала выход чувствам и которая, как дорогие гидрокостюмы Босса, ограждала от тревог внешнего мира, если, конечно, он этого хотел. Русский мат не доставлял удовольствия: он был хорош, когда ты сам хорошо одет, ухожен и сыт, и говоришь на рафинированном литературном языке.
Инта что-то говорила в след, но БД вышел из кухни. Ему срочно требовался очередной глоток "Бурбона". Он присел на подоконник, отвинтил крышку и приложил горлышко к губам. Ему нравилось пить из бутылки. Он сделал большой глоток и облокотился спиной об оконное стекло, ожидая... Слабеющая память вытащила из глубин недавнюю историю Инты и необычно ярко и быстро прокрутила, прежде чем он впал в привычное забытье.
Два года назад, как всегда в сентябре, Большой Босс с друзьями отправился на яхте "Queen" на подводную охоту в Средиземном море. В качестве юнги-кока взяли Инту, которая только что закончила университет и начала работать барменом на одной из бензозаправок компании. На яхте было две каюты. Одну занимал Босс, и она поначалу с ужасом входила туда, ожидая когда его непомерно большой член без подготовки, болезненно ворвется в гениталии, проникая с каждым разом все глубже и глубже, пока, наконец, стоны Босса не прекратятся и она не почувствует на простыне под собой густую липкую лужу... Спустя пару минут он вновь брался за ее тело, и она со страхом, боясь задохнуться или подавиться, ловила миг, когда, наконец, сперма мощными толчками хлынет в горло... Через несколько дней она поймала себя на мысли, что с нетерпением ждет, когда хозяин позовет к себе...
Инта была прилежной ученицей, и вскоре ей стали нравиться занятия любовью с друзьями хозяина, которые даже все вместе не обладали ни его выносливостью, ни темпераментом, ни фантазией... Спустя несколько дней ей захотелось капитана, и тот, страшась хозяина, позволял себе короткий, как автоматная очередь, секс лишь тогда, когда четверка находилась под водой...
БД спустился в подвал, где располагался спортивный зал, набитый снарядами, и с трудом разглядел в углу свой большой чемодан дорогой кожи, купленный в Гендере, в одну из поездок в Штаты. Здесь же лежали спортивные сумки, несколько теннисных ракеток в чехлах, одежда, кучи словарей, несколько CD-плейеров и отставленный в сторону компьютер.
- Damn it all, - проворчал БД, прислонив картину к стене, натужно сгибаясь к компьютеру и вспоминая, зачем он притащился сюда...
"Напишу хоть бы строчку, кровь из носу," - подумал он, с трудом выбираясь из густой голубой пелены "Бурбона".
Он никогда не знал, что заставило его взяться за книгу; помнил лишь, что решение не пришло внезапно, как перелом костей предплечья, и долго гнал от себя мысли о ней, подозревая, что не его это дело... А когда понял, что не писать не может, оказалось, что книга уже пишется, помимо воли и желания, обременительно и странно неадекватно порой, заставляя страдать и любить, будто книга - заново проживаемая жизнь, быть мимолетно счастливым и мучительно тревожно искать ответы на невнятные вопросы, терпя и приноравливаясь к поступкам героев, которые никогда не были подконтрольны ему.
Он стал чем-то вроде аналога текстового файла в формате read only, и неведомая сила заставляла его привычно располагать пальцы на клавиатуре, словно это фортепиано, на котором он собрался играть jam-session after party с прекрасными музыкантами, и замирать, чуть дыша, в предожидании очередной музыкальной фразы или порции текста.
Он писал эту книгу своим почти взрослым сыновьям, попрекающим его постоянными неудачами и совсем нечитающими, для которых уже не существовал. Точно так же, не спросясь, с завидным постоянством, но всегда неожиданно, вышколенные мозги выстраивали опыты, неотличимые от настоящих, в которых с упорством фанатика-еретика он старался воплотить идею создания "банков органов".
Желание писать завладело им с такой силой, что было уже неважно, где это произойдет. Воспоминания роились огромной многоликой толпой, набив подвал до отказу, отталкивая друг друга локтями и требуя немедленных действий. Он ждал, когда круговерть людей, животных, событий и чувств, хаотично перемещавшихся внутри и вокруг него, начнет упорядочиваться. Еще несколько таких странных минут и весь окружающий мир перестанет существовать, и он останется один на один с самим собой, самым интересным, важным и дорогим для него человеком на свете... Потому что писать - значит читать самого себя... И еще он знал, что в критические моменты этой заново проживаемой книжной жизни, загадочные тексты Библии, прекрасные стихи и волшебная музыка, которые всегда жили в его душе, помогут понять и объяснить происходящее с ним, прорываясь наружу, как прорываются на дисплей компьютера странные строчки рукописи и почти безупречные с научной точки зрения принципы выращивания органов-клонов.
БД стоял на коленях перед грудой вещей в углу подвального помещения и тупо смотрел в темный экран дисплея. Он вдруг вспомнил о бутылке с недопитым "Бурбоном" и, с трудом поднявшись, сделал несколько шагов. Взяв бутылку, он помедлил, оглянулся в поисках картины и, нетерпеливо разорвав аккуратную Интову упаковку, вновь прислонил ее к стене. Слабо натянутый на подрамник холст с ярко-желтым, с сильной примесью красного, закатным небом разом осветил сумеречный подвал. И сразу желтый цвет подвального пространства прорезал узкий светлый луч, посылаемый стенами белой церкви на переднем плане, похожей на разрушенный временем маяк, сильно накренившийся, с выбитыми круглыми стеклами, с остатками красной черепицы на крыше нефа, чудом уцелевшим на верхушке крестом, красной травой, подсвечиваемой предзакатным солнцем, синими проплешинами и сгорбленным пнем в человеческий рост. Из церкви зазвучал баховский хорал, отчетливо и чисто... Белый луч маяка метнулся несколько раз и замер на подоконнике, высветив книгу в твердом коричневом переплете, рядом с чьей-то мокрой от пота майкой и теннисными туфлями в красной кирпичной крошке корта.
"Хроники Водолея" - прочел он на обложке, раскрыл книгу, но передумал и оглянулся в поисках розеток: ему позарез был нужен работающий компьютер.
- Господи! - бормотал он. - Сделай так, чтобы в розетках было электричество и помоги собрать компьютер.
Он привычно путался в многочисленных кабелях, которые никогда не мог подсоединить сам, но сейчас был уверен, что компьютер заработает. Он поставил дисплей и клавиатуру на подоконник, стараясь не задеть лежащую там книгу, встал на колени перед ними и нажал тумблер... На дне еще плескался виски, и после короткого раздумья он поднес бутылку к губам. Когда он оторвался от бутылки, экран дисплея светился привычным серо-голубым цветом Microsoft Word. БД положил пальцы на клавиатуру. Книга, что лежала на подоконнике в луче света, излучаемом церковью-маяком, исчезла куда-то, но теперь это было неважно.
Он увидел себя за рулем старого "Мерседеса", двигавшегося по рижскому предместью, и пальцы, чуть касаясь клавиш, быстро набрали текст:
"Он знал, что труднее всего написать первую строчку и поэтому не спешил, веря, что она придет сама..."
Глава 3. Этери
- Здравствуйте! Можно к вам? - Стройная, не похожая на грузинку, высокая девочка с прямыми черными волосами и непривычно зелеными глазами на желтоватом от загара лице, стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу, и выжидающе смотрела на меня.