– Все – забрали вашу девушку родные. И вот – расписку написали, что претензий к клинике никаких не имеют.
– А кто труп выдал?
– Тут не указано, – со скукой ответил Фесякин и снова засунул журнал в ящик стола.
– Отлично! – глубоко вздохнул Воробьев и стал медленно подниматься по лестнице.
Мне показалось все это несколько странным, и поэтому я на всякий случай посоветовал санитару ничего о нашем визите не говорить. Он снова был погружен в игру и моих слов, видимо, уже не понимал.
Я догнал Воробьева в коридоре первого этажа. Он шел, повесив голову и что-то сосредоточенно обдумывая.
– Слушай, Николай! Иди-ка ты к себе и никуда оттуда не высовывайся. Будут вызывать к Штейнбергу – иди и не бойся. К тебе никаких особенных претензий быть не может. Настаивай на том, что вскрытие при тебе не производили, а труп родственникам выдали. Поэтому твоя вина не доказана. Сошлись на расписку родственников, что к клинике у них никаких претензий нет, понял? И как можно дольше тяни время – мы что-нибудь придумаем.
Оставив товарища в подавленном состоянии, я поспешил в регистратуру, чтобы поточнее узнать все сопутствующие этому происшествию обстоятельства. Уж, по крайней мере, о том, кто входил и кто выходил, там должны знать.
В регистратуре было непривычно оживленно. Возле самой двери происходила какая-то возня, смысл которой мне удалось понять не сразу. Потом разобрал, что дежурная пытается вывести из клиники раскрасневшегося парня, а тот негодует и упирается.
– Молодой человек, – раздраженно басила дежурная. – Я вас в последний раз по-хорошему прошу – идите отсюда! Прекратите хулиганить, я охрану вызову!
Парень горячился и не в меру жестикулировал:
– Это вы прекратите хулиганить! Не надо меня охраной пугать и голову мне морочить! Вам что, трудно сказать, что с ней и где она?
Дежурная снова начинала свою песню.
Я понял, что здесь не обойтись без моей помощи. Подошел поближе, отстранил пожилую дежурную и, бережно, но крепко взяв парня за предплечье, молча повел его к выходу.
Парень сразу как-то сник и послушно шел за мной, совершенно не сопротивляясь. Пока мы шли по дорожке к воротам, где уже поджидали нас «гепардовцы» в пятнистой форме, поигрывая резиновыми дубинками, я заметил в его руке поникший букет цветов. Остановился и спросил:
– Вы вообще для чего сюда пришли?
Парень ошарашенно посмотрел на меня. Еще бы: очень последовательно – сперва наброситься на человека, а потом поинтересоваться, что он, собственно говоря, хотел. Но у меня были свои цели. Молодой человек помедлил немного и ответил:
– Я пришел навестить здесь свою знакомую. Ее к вам в клинику положили. А в регистратуре мне говорят, что такой у вас нет и не было. Ну как не было – я же точно знаю, что она должна быть здесь!
Становилось все более интересно.
– Откуда вы знаете, что она здесь? Она что, жила поблизости? Вы в курсе, что это – специализированная клиника и в нее не всех кладут?
Парень полез в карман, зябко поводя плечами и щурясь от резкого ветра. Охранники недоуменно поглядывали на нас и переминались с ноги на ногу, не решаясь уйти или приступить к более решительным действиям. Он порылся там некоторое время и достал смятый и неровно оборванный по краям листок бумаги. Протянул его мне и спросил:
– Это телефон вашей клиники?
Я посмотрел на листок и утвердительно кивнул.
– Ну вот видите, все правильно. – Парень поднял воротник куртки. – Мне этот телефон дали соседи. Они по нему «Скорую» вызвали, на которой ее увезли. У нее сильная боль была в боку...
Я минуту подумал, посмотрел на охранников, на парня, на входную дверь. Потом взял его за локоть и повел обратно в клинику.
Регистраторы встретили нас удивленными взглядами, но ничего не сказали. Я подошел к окошку и спросил:
– Клавдия Федоровна, где у нас Хоменко?
– У зама в кабинете – компьютер чинит.
Я кивнул головой молодому человеку:
– Пойдемте. Как, кстати, вас зовут?
– Дмитрий, – хмуро ответил он.
Потом посмотрел на букет, который выглядел уже очень жалко, и выбросил его в первую попавшуюся урну.
– Меня – Владимир Сергеевич, – вежливо ответил я и заспешил по боковой лестнице на третий этаж.
Парень молча последовал за мной.
В кабинете заместителя не было никого, кроме Хоменко, который отсоединял и присоединял какие-то проводки в серой коробке. Увидев меня, он расплылся в радушной улыбке:
– А, привет, Владимир Сергеевич! Какие-нибудь проблемы с вашей электроникой?
– Да нет, ты нам нужен по другому делу. У молодого человека здесь знакомая лежит. А в регистратуре с ним почему-то общаться не захотели. Ты не мог бы глянуть, где нам ее искать? Для тебя же нет ничего невозможного, а?
Хоменко еще радушней заулыбался:
– Ну, возможно или невозможно – это вопрос. Но если это кто-то в компьютер положил, значит, кто-то и достать сможет.
– Тогда пойдем, что ли, в регистратуру, – заторопил я компьютерного светоча нашей клиники.
– Зачем? Мы и здесь неплохо покопаемся, – уверил меня Хоменко и стал подключать раскуроченный на вид компьютер к сети.
Я непроизвольно зажмурился, ожидая взрыва. Не тут-то было: компьютер тихонько зажужжал, экран засветился. Хоменко потрещал клавиатурой и спросил у парня:
– Как, говорите, фамилия вашей знакомой?
– Ряхова, – отозвался тот. – Ряхова Наталья Александровна.
– Хоменко, – удивился я, пока тот, пощелкивая «мышкой», вглядывался в экран. – Ты уверен, что в этом компьютере есть информация о больных, которые поступили в клинику?
Хоменко весело заржал:
– Наивный ты у нас, Владимир Сергеич! Объясняю в последний раз: компьютеры соединены в единую клиническую сеть, и информация является общей, то есть – через любой компьютер можно посмотреть все, что угодно, ясно?
– Ясно, – согласился я, по-прежнему мало что понимая.
Между тем Хоменко, видимо, закончил свои изыскания и выдал результат:
– Никакой информации о вашей знакомой тут, увы, нет.
Мы оба посмотрели на парня. Он угрюмо смотрел куда-то мимо нас.
– Спасибо, Хоменко, – наконец нарушил тишину я. – Мы, пожалуй, пойдем.
В коридоре я остановил парня.
– Ну, вы теперь убедились, что здесь нет вашей знакомой?
Тот молчал.
– Она, наверное, где-нибудь в другом месте, в другой клинике. Попробуйте обратиться к участковому врачу по месту прописки. А лучше – узнайте у родственников.
– Нет у нее участкового врача. И родственников у нее тоже нет, – ответил он, с ненавистью глядя на меня.
После собрания коллектива, на котором Воробьеву только что не били морду, мы решили немного расслабиться и поэтому покинули клинику немного пораньше. Я повел Николая в ближайший недорогой и симпатичный бар, чтобы привести в чувство и поделиться новыми фактами – до собрания нам так и не удалось поговорить.
Воробьев сидел над рюмкой, подперев подбородок рукой и глядя в пространство перед собой. Весь его вид говорил, что он убит горем и не собирается ни пить, ни есть, ни общаться с кем бы то ни было. Я дал ему возможность некоторое время пожалеть себя, а потом, отодвинув тарелку с недоеденными пельменями, сказал:
– Парень, слушай сюда. Тебе, конечно, досталось, но мы тебя отстояли – и это главное. Проколы случаются у каждого, и Штейнберг об этом знает лучше всех. Рыдать над своей поруганной честью будешь как-нибудь в следующий раз. Сейчас – получи информацию к размышлению.
Николай на мои слова никак не реагировал. Я продолжил:
– Ты знаешь, мне сегодня посчастливилось познакомиться с парнем, который мне рассказал одну душещипательную историю про одну свою хорошую знакомую.
Воробьев, который обычно понимал все намеки с полуслова, пропустил все мной сказанное мимо ушей и продолжал рассеянно разглядывать противоположную стену. Ну, не страшно, дальше будет веселее.