– Так вот, эта знакомая приехала в Москву из сибирской деревни поступать в театральный институт и, как это часто случается, не поступила. Осталась жить в Москве, и никого-то у нее, сироты, не было, кроме одного молодого, очень молодого человека. Устроилась она работать в какое-то танцевальное шоу, и они поссорились. И перестал молодой человек навещать девушку. А когда соскучился и пришел, добрые соседи ему рассказали, что случилась с девушкой неприятность – заболела она. И вызвали ей соседи «Скорую» по телефону, который она сама им дала. Увезла «Скорая» девушку в неизвестном направлении. Пошел молодой человек в этом направлении и нашел клинику – закрытую и специализированную. Но не было в той клинике девушки – вот в чем секрет.
По мере того как рассказ приближался к своей кульминации, взгляд моего друга становился все более осмысленным.
– А звали эту девушку – Наташа Ряхова.
Николай с удивлением уставился на меня:
– Вообще-то так звали мою пациентку, которая умерла!
– Вот то-то и оно! – заметил я.
– Стоп, а кто же тогда тело забрал, если у нее в Москве никого не было, как тот парень говорит?
– Меня это тоже заинтересовало.
– А может, твой парень врет?
– Зачем ему? Да к тому же нет у меня оснований ему не верить – уж очень он убедителен.
– Интересненько! – оживился Воробьев. – Я и думаю: что за родственники странные – никаких у них к клинике претензий. Деваха с пустячным диагнозом, молодая и здоровая – а у них к нам никаких претензий!
– Я думаю вот что. Здесь определенно какая-то собака зарыта, причем не одна. Нужно потихонечку разведать, кто в этом деле принял самое активное участие, и побеседовать с ними в непринужденной, неофициальной обстановке. А там – как веревочке ни виться...
– Так что же мы тут сидим? – взвился Воробьев. – Пойдем же обратно!
– Куда ты? Рабочий день уже кончился, ты все равно никого сейчас не найдешь.
Коля разочарованно сел на свое место и вздохнул.
– Пока составим список лиц, которые тем или иным образом имели отношение к этому случаю.
Я расстелил салфетку и достал из кармана карандаш.
– Итак, первое – дежурный на телефоне, который принял вызов «Скорой», и бригада машины, которая выехала по вызову. Второе – непосредственно ты и твоя операционная компания.
– Там все было безупречно. Все работали, как обычно, я ничего не заметил.
– Заметил – не заметил, а ты пока у нас тоже в подозреваемых, – поддел я Николая.
Тот снова надулся и отвернулся к окну.
– В-третьих, – продолжал я составлять «черный список», – медсестра, которая обнаружила труп. Потом идет патологоанатом, который засвидетельствовал смерть и делал вскрытие. И последний человек – тот, кто выдал тело из морга, взял расписку с родных и сделал соответствующую запись в журнал. Вот, собственно говоря, и все. Да – еще в регистратуре узнать, где данные о девушке. Таким образом, с завтрашнего дня начинаем внутреннее расследование под кодовым названием «Кто украл тело?». Звучит, конечно, довольно попсово, но зато очень емко. В свете всего сказанного не вижу повода, чтобы не выпить!
Подведя итог, я поднял рюмку и выжидающе посмотрел на Воробьева. Тот, как завороженный, рассматривал исписанную мной салфетку и пить не собирался. Пришлось опрокинуть рюмку мне одному.
– А ты парню сказал, что произошло? – вдруг спросил Николай.
– Нет, – ответил я, морщась и закусывая бутербродом. – Честно говоря, духу не хватило. Я у него просто телефон взял – на случай, если что-то узнаю.
– Нехорошо это, нехорошо, – покачал головой Воробьев и стал задумчиво жевать салат.
ГЛАВА 5
– Семенов! Это ваша машина по вызову выезжала восемнадцатого?
Семенов, который в нашей клинике тоже работает без году неделя, напрягся от моего вопроса.
– А что? – осторожно спросил он.
– Да нет, собственно говоря, ничего. Мне просто узнать надо – ваша бригада девушку забирала с улицы Подбельского? Ее фамилия Ряхова, диагноз – острый приступ аппендицита.
Семенов недоверчиво посмотрел на меня бесцветными глазами и промямлил:
– Ну да, наша.
– Рассказывай, – безапелляционно велел я ему.
– А что рассказывать? Приняли вызов, поехали, забрали, привезли...
Видимо, Семенов не отличался богатым воображением и уж точно не был ни хорошим собеседником, ни сколь-нибудь художником в душе.
– Замечательно. Тогда подскажи мне: кто «Скорую» вызвал и вызов оплатил?
– Соседи вроде бы.
– Что-нибудь особенное произошло, когда вы там были? Вы что-нибудь заметили?
Я мог бы и не спрашивать – ответ мне был известен заранее.
– Да чего ж необычного? Приехали, на носилки положили, привезли...
– Ты сам там был? В квартире, в смысле.
– Вроде был...
– Так вроде или был?
Семенов надолго задумался – я уже подумал, что он забыл о моем присутствии.
– Ой, – вздохнул он наконец. – Много вызовов тогда было. Нет, на том вызове поднимался хирург и медсестра. Мы с Петровичем в машине отдыхали.
– Понятно, – протянул я. Ничего более интересного от Семенова мне не добиться.
Следующим пунктом программы была регистратура. В памяти компьютера записей о девушке не обнаружено. Дознаваться, кто мог их удалить, бесполезно. Насколько я понял, доступ к банку данных имеет любой сотрудник клиники, если может пользоваться компьютером. А машинами этими снабжен практически каждый кабинет мало-мальски значительного лица. Опрашивать персонал регистратуры, который дежурил в тот день, не имело никакого смысла – очень много привозят за день людей на «Скорой», чтобы кто-то обратил внимание на отдельный случай.
На всякий случай я зашел к Хоменко и проконсультировался с ним по этому поводу еще раз.
– Слушай, Хоменко. Ответь мне, как хакер ламеру, – надежно ли попрятаны в нашей клинике базы данных?
Хоменко ожесточенно щелкал клавишей «мыши», заставляя обросшего мышцами монстра на мониторе палить из пистолета, как заведенного. Ответил на мой вопрос минуту спустя:
– Ну, знаешь, Владимир Сергеевич, ты не в Пентагоне.
– Что ты имеешь в виду?
– А, черт! – отреагировал Хоменко на что-то произошедшее в игре. – Погоди, Ладыгин, сейчас засейвлюсь.
Проделав это загадочное действие, Хоменко наконец осмысленно посмотрел на меня.
– В смысле того, что даже в Пентагоне никто не гарантирован от утечки информации. А в нашем медпункте специального назначения сеть гораздо проще устроена, я тебя уверяю. А ты почему спрашиваешь?
– По кочану. Ты мне скажи вот что. Все вызовы «Скорой» у нас фиксируются «а» – на магнитофонной ленте, которая хранится сутки, и «бэ» – в компьютере регистратуры. Так?
– Так, – кивнул Хоменко.
– Скажи мне, если кто-то захочет, чтобы сведения исчезли из регистратуры компьютера, ему для этого что придется сделать?
– Для этого ему достаточно войти в сеть и стереть нужный файл.
– Неужели так просто?
– Ну, не так просто, конечно. Нужно знать пароль, название файла...
– А кто у нас знает пароль?
– Да все, у кого компы по кабинетам стоят. Некоторым невеждам вроде тебя установлен вообще свободный доступ. То есть врубаешь в сеть и оказываешься, где надо. А нужный файл найти вообще элементарно – через поиск. Файлы удаляются на раз – даже скрытые, засекреченные и находящиеся на зашифрованном логическом диске. Конечно, можно их поискать в корзине или в утиле. Только если кто-то не позаботился о том, чтобы их и там не было.
– А почему все так элементарно? – снова удивился я.
– Именно потому, что мы не в Пентагоне, – устало зевнул Хоменко и снова запустил свою игрушку.
Я понял, что дальнейший разговор бесполезен. Отсутствие результата – тоже результат. Я понимал, что это невозможно доказать, но кто-то в своих интересах мог использовать чудо техники и элементарно избавляться от улик. Вот тогда я и пожалел о старой доброй системе бумажной волокиты, которая не позволяла так просто уничтожить все следы пребывания того или иного пациента в том или ином медучреждении.