В тридцать втором его, старшего опера Нижне-Волжского краевого отдела ОГПУ, сунули с понижением в забайкальские тьмутаракани. Хотя ещё легко отделался после очередного запоя. Могли и вовсе из органов наладить. Благо, бутылка бутылкой, зато рвения в работе – хоть отбавляй. Но строгач в учётную партийную карточку заработал.
В Чите горло узлом завязал – работа, работа и работа! А круговерть ещё та! Начальник оперсектора Бухбанд[5], заступивший на должность в июле тридцатого, гордо сверкая орденом Красного Знамени и нагрудным знаком «Почётный работник ВЧК – ГПУ» на груди, демонстративно щёлкая крышкой золотых часов, украшенных надписью «За беспощадную борьбу с контрреволюцией от Коллегии ОГПУ 1930 г.», отличался таким чекистским рвением, что у подчинённых гимнастёрки заворачивались.
Поговаривали, что перевели его в Читу после большого скандала в Таганроге: пересажал чуть ли не всю городскую верхушку, обвинив в распутстве, пьянстве и беззастенчивом использовании лимитов на дефицитные продукты и товары, и даже якобы довёл кого-то там из чинуш до самоубийства. От скандала Бухбанда убрали в начальники Особого отдела 13-й Дагестанской дивизии, а через год… повысили, назначив начальником секретно-оперативного управления Полномочного представительства ОГПУ по Средне-Волжскому краю. В общем, ударно работал товарищ Бухбанд над повышением показателей раскрытия всякой контры.
Вот и в Чите с ходу взял быка за рога. Уже осенью тридцатого Читинским оперсектором была «раскрыта» массовая «контрреволюционная клерикально-монархическая организация» во главе с архиепископом Евсевием, в миру Е. П. Рождественским. В камерах Читинской тюрьмы и подвалах оперсектора ГПУ оказались 238 арестантов – от настоятеля Читинской Михайло-Архангельской церкви протоиерея И. Н. Иванова, настоятеля Нерчинского Воскресенского собора А. К. Литвинцева и других священнослужителей до бывших местных царских чиновников и предпринимателей. Кто-то из них, как, например, протоиерей Николай Любомудров, действительно не скрывал своих монархических убеждений, но большинство ни в какую «политику» не лезли – жизнь научила. Однако же Забайкальская епархия по сути была разгромлена. Попали под жернова и совершенно далёкие от «клерикальных монархистов» люди, взять того же Григорьева, бывшего начальника Читинской тюрьмы, – за свою богомольную жену поплатился, хотя обвинить его в политической неблагонадёжности мог только законченный идиот[6].
Человек редкой подозрительности, всюду видевший вражью руку, Бухбанд создал и среди сотрудников гнетущую атмосферу взаимного недоверия и стукачества. И неизвестно, как бы сложилась судьба Кусмарцева, между делом любившего позубоскалить, если бы в конце апреля 1932-го Бухбанда не отозвали в Москву: бросили на укрепление исправительно-трудовой системы в Средне-Азиатское управление, а через год назначили начальником СЛОНа – Соловецкого управления исправительно-трудовых лагерей ОГПУ, а проще – Соловецкого лагеря особого назначения. Запустили щуку в реку на погибель карасям…
А вот Максим Натанович Бельский[7], в 1931 году переведённый из Москвы в Читу в качестве помощника начальника, а потом сменивший Бухбанда на посту начоперсектора, активность Григория оценил, доверил руководить отделением, а через полгода поставил на отдел. В общем, пошёл Кусмарцев на взлёт.
Вполне удобно работалось и со сменившим Бельского через полтора года Семёном Григорьевичем Южным[8], прибывшим из Гомеля в начале августа 1933 года. Хотя катавасия ещё та закрутилась: в марте тридцать четвёртого в составе Восточно-Сибирского края для чего-то выделили Читинскую область, из 22 районов со столицей в Чите. Просуществовало новое образование недолго, до конца года, но организационной неразберихи и бумажных дел хватило всем. Благо, структура и штаты оперсектора незначительно поменялись при его превращении в областной отдел Полномочного представительства ОГПУ СССР по Восточно-Сибирскому краю, но все эти переназначения сотрудников, изготовление новых бланков, печатей, учётной документации… В июле отдел переименовали в областное управление НКВД, а в декабре – снова в Читинский оперсектор. В разгар канцелярской лихорадки, в сентябре, Южного перевели в Барнаул, а ему на смену прислали Петросьяна, немногословного армянина неполных тридцати пяти лет, доселе птицу важную: направлен в Читу с должности председателя ГПУ Туркмении, орденоносец. Явное понижение, о причинах которого можно только догадываться. Впрочем, какая разница!