– Эва как… – протянул Григорий. – И недели не отсутствовал, а уж такие перемены…
– То ли ещё будет…
– Так, а вы куда?
– По месту службы – в свой особый. Так что теперь к Новикову… – кивнул Зиновьев и повернулся к лестнице на первый этаж, застёгивая тугие пуговицы шинели.
Лейтенант госбезопасности Новиков прибыл в Читу из Иваново в октябре 1937 года. Хорхорин «выписал» в свою команду, он же и предложил избрать Новикова освобождённым секретарём парткома, но сохранил за ним и должность заместителя начальника 4-го отдела – на отдел навалилась основная нагрузка по исполнению оперприказов по кулакам, «харбинцам», «иностранцам», а в чекистском парткоме какой вал работы – бумажки для проформы.
Прежнего секретаря парткома, старшего лейтенанта госбезопасности П. В. Зиновьева-Зейского вернули в Особый отдел НКВД по Забайкальскому военному округу. Не вписался Павел Васильевич в хорхоринское окружение, хотя и одним с Хорхориным постановлением ЦИК СССР «за образцовое и самоотверженное выполнение важнейших правительственных заданий» был 19 декабря 1937 года награждён орденом «Знак Почёта» (Хорхорин получил орден Ленина). Больно смелый – открыто осуждал методы физического воздействия на арестованных, позже, в июне 1938 года, даже обратился с письмом об этом к замнаркому внутренних дел! (Хорхорин запросит разрешения руководства НКВД на арест Зиновьева, а не получив такового, даст команду сфабриковать на него «компру». Это сработает – в октябре 1939 года Зиновьева уволят с формулировкой «за невозможностью дальнейшего использования на работе в ГУГБ».)
Врачёва не было, вёл планёрное совещание Новиков, безразлично кивнувший, когда Григорий доложил по форме о возвращении из краткосрочного отпуска. Заседали недолго, тема одна: ускорить передачу дел арестованных на тройку. Но Григорий успел переписать первый лист заявления в партком. Когда сотрудники отдела разошлись по своим рабочим местам, Григорий задержался в кабинете Новикова.
– Иван Михайлович, я тут к вам по партийному вопросу…
– Слушаю, Кусмарцев, – с вежливой улыбочкой источая внимание, отозвался секретарь парткома. Улыбочка эта особенно становилась заметной из-за чуть кривоватого разреза губ и резко контрастирующего с нею взгляда – глаза Новикова жили отдельной жизнью, всегда ровно мерцая каким-то безжизненным тёмно-зелёным светом, который ничего не выражал и не отражал, – взгляд словно проходил сквозь человека, не задерживаясь.
– Вот, я тут с заявлением…
Новиков внимательно и долго читал написанное, чуть заметно шевеля губами и покашливая. Дочитав, поднялся из-за стола, неторопливо подошёл к окну, долго смотрел в широкую щель между гардинами. Потом, не поворачивая головы, сказал с жёсткой расстановкой:
– Перед партией, Кусмарцев, скрывать ничего нельзя. Всю душу надо раздеть. До последней клеточки. А коммунисту-чекисту – вдвойне. – Резко повернулся к Григорию и ледяным тоном закончил: – Политруки, говоришь, подозрительные и политически незрелые попались? А знаешь ли ты, что они ещё вчера, с поезда прямиком, прибыли в Особый отдел ЗабВО: так, мол, и так – ответственный работник УНКВД всю ночь пьянствует в поезде и открыто ведёт контрреволюционные разговоры!
Новиков шагнул к Григорию вплотную, носом втянул воздух.
– От тебя же до сих пор разит, чекист-коммунист Кусмарцев!
– Да я…
– Головка ты от… – грубо выругался сквозь стиснутые зубы секретарь парткома. – Что?! Вылезла гниль? Разберёмся! Иди… пока…
Уже у дверей догнало брошенное в спину:
– Отвечать, Кусмарцев, в любом случае придётся. Стой! Кру-гом!
Снова подошёл вплотную и прошипел:
– И не вздумай догонять своих вагонных собутыльников… Оба обратно в Иркутск отправлены. С ними там займутся. А с тобой – здесь… Иди и думай, как до жизни такой докатился…
– Товарищ секретарь парткома! Да кому поверили?! Врут эти молокососы! Я всю жизнь – за советскую власть! Банды громил, сам контру в расход пускал! Какие контрреволюционные разговоры?! Наоборот, я им о бдительности…
– Идите, Кусмарцев!
– Нет, ну почему каким-то армейским соплякам вера?! Это же они про германских псов-наймитов Тухачевского с Якиром, а я им…
– Я сказал – идите! – Куда и вежливая улыбочка подевалась у главного управленческого партийца.
Григорий резко развернулся на каблуках и толкнул тяжёлые двери, задыхаясь от злобы. «Бл…! Не зря ещё в поезде кошки на душе закребли… Не подвело чекистское чутьё!»
Минула неделя. И Кусмарцев успокоился. К высокому начальству не вызывали, Новиков тоже не дёргал. И чего страхов себе нагородил? Всё правильно – кто он и кто эти пацаны-летуны. Интересно, а чего им отломилось? Да уж по головке не погладят стукачню сопленосую…