— Как вы себя чувствуете, барон? — командующий армией заставил своего жеребца, изрыгающего из ноздрей клубы пара, подступить к Аугусту де Толли.
— На удивление неплохо, господин кавалер, — слегка улыбнулся ливонец. — Ничего не болит. Разве только усталость напала.
— Вы поедете верхом, или мне приказать освободить для вас повозку?
— Конечно, верхом! — возмутился дворянин. — Я пока еще не куль с просом!
— Рад вашей бодрости, — кивнул командующий и повернулся к раненым крестоносцам. — А вы, господа?
— Мы еще и ленц удержать сможем! — за двоих ответил Мартин де Бартельс, которому русский кистень сломал левую ключицу. Кирасу с него кнехты уже сняли, а руку подвязали к груди. Возможно, удержать копье дворянин действительно бы смог, но вот поводья — вряд ли.
— Хорошо, — сделал вывод сын Кетлера. — Тогда починку ваших доспехов мы оставим до вечера, а пока продолжим путь.
Он сделал знак трубачу, легонько тронул длинными шпорами бока своего коня. Над замерзшей рекой прокатился низкий переливчатый гул — похоже, от русских холодов замерзла даже музыка. Передовой отряд, полностью собранный из крестоносцев и их оруженосцев, двинулся дальше по реке.
Стоило всадникам миновать русичей, как оставленные уложить погибших рыцарей на сани кнехты тут же ринулись к погибшим врагам, сдергивая с них валенки, срывая ремни с оружием, шлемы, расхватывая теплые налатники.
Строй следующих за тяжелой конницей оружных сервов тоже рассыпался, все кинулись за своей частью добычи — и к тому времени, когда к месту схватки приблизился обоз, мертвецы лежали уже совершенно голыми. Оказавшийся невольным свидетелем этой сцены де Толли схватил оруженосца за руку. Самому ему в седло было не подняться, требовалась помощь — но при мысли о том, что эта грязная свора станет хватать его своими руками потомственному дворянину становилось и вовсе муторно.
— Пусть уходят, — махнул он здоровой рукой. — Грязные ландскнехты.
Четыре сотни грабителей обобрали трех павших воинов в считанные мгновения и отряд, снова собираясь в строй, побежал нагонять крестоносцев. Потянулся обоз. Первые повозки, груженные пищалями и ядрами, трогать никто не стал — и так слишком тяжелы. А вот сани, заваленный гусиными тушками кнехты остановили, раздвинули мороженную птицу к краям, а посередине положили барона фон Кетсельворда. Второму крестоносцу и ливонскому рыцарю пришлось разделить одну повозку с убоиной.
— Эй, раб! — окликнул серва баронский оруженосец. — Иди сюда!
Бронислав, оглянувшись на орудующих в его санях кнехтов, пошел на зов.
— Помоги господину подняться в седло.
Де Толли, как ливонцу, боевого коня не пригнали, предоставив обходиться трофейной рыбацкой лошадью. Единственное, к чему снизошли крестоносцы, помня древность рода, превышающую всю известную и неизвестную историю Германии, так это позволили выбрать скакуна первому.
Но, хотя рыбацкий жеребец явно имел где-то в прошлом породистые корни, да и сейчас оставался весьма крепок, под седлом ходить не привык и от всадника норовил отступить. Пришлось оруженосецу держал коня под уздцы, пока дворянин, ступив в стремя, пытался с помощью раба подняться наверх — но сил раненого и сноровки взятого в поход монастырского раба на это не хватало.
— Прослав, Харитон, помогите! — позвал в помощь соседей Бронислав.
Сервы неспешно выбрались из саней, благо обоз все равно стоял, а лошади отогревались под попонами, оставили поводья, подошли ближе, скинув с голов кожаные чепцы, низко поклонились:
— Чего желаете, господин барон?
— Вы меня знаете? — удивился дворянин.
— Из Сапиместки мы, — отважно высказался Харитон. — Вы к нам часто наезжаете.
— А, понятно, — кивнул де Толли. — Помогите в седло подняться.
Совместными усилиями дворянина удалось-таки поднять на спину жеребца. Он с облегчением ухватил поводья, собрал их в кулак.
— Зря вы, господин барон, — не удержавшись, покачал головой Бронислав. — Коли без доспеха в седло не сесть, так лучше и вовсе несколько дней полежать.
— Что бы де Толли в боевом походе в повозке отлеживались? — гордо вскинул подбородок рыцарь. — Да мои деды в гробу перевернутся! За последнюю тысячу лет такого ни разу не случалось!
Прослав только головой покачал и зашагал к своим саням. Мертвых крестоносцев уже сложили вместе с мясом, причем три телячьих полти кнехты перекинули из саней Бронислава к нему. Серв спорить не стал, а лишь подумал, что не мешало бы забросать их сеном — авось забудут. Бомбардиры про мясо не думают, а кашевары про повозку с бомбардой тем более могут и не вспомнить. Он скинул попону с Храпки обратно в сани, на туши и тряхнул поводьями, одновременно помогая кобылке тронуться, потянув сани за полоз вперед: