Правда, хотя подарки Зализа временами и принимал, но в деле государевом еще ни разу интересов Руси не предал — что при проверке засеки, что при облаве на тропах или дорогах, при известии о татях или лихих людях. Здесь опричник и на топоры, не моргнув глазом шел, и на просьбы откупиться не поддавался. А лихим людям было за что мошну развязывать: просто подозрительных или под приметы попадающих они в Копорье, в допросную избу свозили, где дыба милиционеру одиножды на глаза попалась и очень не понравилась; ну, а если кто «с поличным» попадался, то ни о каких «КПЗ» и адвокатах разговору и вовсе не возникало… Петля, да сук покрепче — вот и вся недолга.
Нислав успел усвоить, что заменил рядом с Зализой целый отряд, ранее ходивший в засеку и патрулирующий окрестные земли — а потому, получалось, доходы получал сразу за всех. Так что местом своим бывший милиционер дорожил, в полной мере перенес на него принципы прежней службы, да и инициативу порой пытался проявить. Как-никак, здесь и прибыль некоторая есть — что при отсутствии оклада штука весьма приятная, и сам при деле. А коли добавить, что сеять-пахать он отродясь не умел, и кроме школы, срочной службы и школы милиции ничего не изучал — то потерять свое место только потому, что окликнувший его опричник вдруг не обнаружит штатного телохранителя за спиной, Нислав очень не хотел. Так что на творящееся неподалеку веселье он внимания не обращал, а сам потихоньку зыркал глазами в стороны. Может все вокруг и спокойно — но по службе положено.
Пожалуй, теперь уже и вовсе не существовало более рядового патрульно-постовой службы Кировского РУВД Станислава Погожева, а был служилый человек, поднятый с земли на государеву службу местным опричником. И человек этот уже сам давно называл себя Ниславом.
— Есть будешь, Семен? — подошел Феофан и протянул крупный шмат запеченного над огнем мяса, положенного на длинный ломоть хлеба.
— А это откуда? — удивился Зализа, отвлекшись от своих раздумий.
— Так я вас, почитай, два часа ждал, — усмехнулся боярский сын Старостин. — Стрелять пока не разучился.
— Ну, спасибо, — взялся за угощение опричник, а Феофан перевел взгляд на бывшего милиционера.
— Нислав! А тебя Матрена, никак, решила больше не кормить? Чего не трапезничаешь?
— Готовить некогда, — поморщился милиционер, качнув бердышем.
— Может, тебя тоже на кошт взять? Моим смердам все равно, что на семерых, что на восьмерых варить. Только ты тодыть котомку-то развязывай. Делись, чем в общий котел войдешь.
— Да, — спохватился Зализа. — Там Алевтина тоже снарядила…
— Не, Семен, — вскинул руки Феофан. — С тобой разговор другой. Тебе я, теперича, вроде как сам оброк возить должен. А Нислава пусть Матрена снаряжает, коли в примаки взяла.
— Хороший ты охотник, Феня, — кивнул опричник, прожевывая очередной кусок горячего мяса. — Жениться тебе надо.
— А жениться-то почему?
— Так, нравишься ты мне. Мне бы таких феофанчиков, — Зализа отмерил ладонью над землей немногим больше полусажени, — штучек пять при себе заиметь.
— Ах ты! — бывший черносотенец с места кинулся на своего друга, однако опричник, даром что в юшмане и с мясом в руках, успел распластаться так, что боярский сын пролетел над ним, всего лишь сорвав налатник.
Нислав моментально вскочил, вскинув бердыш:
— Что происходит?
— Вот-вот, — довольный реакцией Феофана, кивнул Зализа. — Ты сперва человека моего накорми, а уже потом душегубство замышляй.
— Купцы едут, — скользнул взгляд поднявшегося на ноги боярина по реке. — Гости торговые.
Но если Феофан Старостин сообщил про показавшийся на реке санный обоз с известной долей безразличия, то Зализа недовольно поморщился. Про такую возможность он заранее не подумал, и предстоящая встреча с неведомым пока хозяином ему не нравилась.
Даже в обычном селении проходящее мимо войско всегда вызывает беспокойство. Но им хоть сказать можно, что к Гдову выступаешь, далеко на запад, и для здешних земель сия тревога безвредна. Однако купца этим не проймешь. Товар в обозах казны стоит немаленькой, стен каменных вокруг него нет. А потому гость торговый — тварь пугливая. Весть о близкой войне способна намертво перекрыть торговлю по реке на половину зимы. И виноватым окажется он, государев человек Семен Зализа, со своими глупыми задумками.
Глава 2. ТИХАЯ РЕКА
Обоз подтягивался к воинскому лагерю по быстро тонущей в сумерках реке. Зализа переместился со своего одинокого места к костру, на котором людишки Феофана уже закончили готовить. Смерды немного передвинули лапник и снова прикрыли шкурами. Теперь опричник мог, по крайней мере, пригласить нежданного гостя сесть погреться у огня, а не морозить его посреди поляны. Да и стемнело уже изрядно, а пляшущие языки огня давали хоть какой-то свет.
Бояре успели настреляться вдосталь, и теперь последние из них возвращались с того берега с собранными вокруг мишени и выдернутыми из ствола стрелами.
Парень в колонтаре, долго круживший вокруг Юли, наконец решился задать вопрос:
— Скажи, боярыня, а вправду амазонки себе правую грудь выжигают?
— А ты, никак, пощупать хочешь? — вскинула брови девушка.
— Нет, нет, — шарахнулся паренек.
— А зря, — хмыкнула Юля. — Ладно, иди сюда.
То ли их разговора никто не услышал, то ли все достаточно поразвлеклись, но никто над латынинским новиком насмехаться не стал. Он послушно приблизился к девушке, не сводя глаз с ее груди.
— Тебя как зовут?
— Глеб Латынин, Никитин сын.
— Ты куда смотришь, Глеб? Вот туда посмотри! — Юля указала на сосну. — Лук есть?
— Да.
— Стреляй.
Парень помялся, но спорить не стал. Вытащил из висящего на боку колчана лук, наложил стрелу, сосредоточился и рывком вытянул вперед левую руку. Звонко тренькнула тетива, а стрела мелькнула в чащу где-то далеко, далеко левее сосны.
— Ну и как, Глеб, сильно тебе отсутствие груди помогло?
— Ну, не все так…
— Ты куда смотришь? — Юля, тяжело вздохнув, кивнула. — Ладно. Попадешь с этого места в сосну, дам потрогать.
— Так… Темно уже…
— Ну, извини, — развела руками девушка и повернула в сторону своих товарищей.
— Боярыня!
— Ну, чего тебе еще?
— А вторая… Тоже стреляет?
— Нет, она поет.
Подойдя к выстроившимся полукругом палаткам, Юля нырнула в желтую, извернулась внутри и высунула голову в круглый входной клапан:
— Инга, что-то ты и вправду давно не пела.
— Холодно чего-то, — поежилась та.
Зима заставила-таки певицу расстаться с коротким красным платьем и переодеться в обычное местное одеяние с огромным количеством длинных юбок, душегрейку и тулуп. Правда, на голове ее вместо положенного платка плотно сидел малахай с пушистыми беличьими хвостами над висками. Зато небольшой размер ноги позволил Инге, как и лучнице, надеть местные валенки.
— Вот именно, — поежилась Юля. — Холодно, голодно, повыть охота. У-у-у.
— Ну так поешь, чего скулить-то? — не выдержал Росин. — Каша на всех сварена.
— Не-а. Меня тут и без вас один тип покормить должен, — она перевернулась на спину зажмурилась и негромко запела: