И. Сагацкий
На пути в Новороссийск[295]
В середине декабря 1919 года хорошо налаженная, шедшая полным темпом жизнь атаманского военного училища[296] остановилась совсем. Снова на севере загудела даль и над Новочеркасском начала нависать угроза приближающихся боев. Город пустел. Было очень холодно, падал снег.
Юнкера были заняты главным образом несением караульной службы в самых ответственных и опасных местах. Одним из таковых являлся Войсковой винный склад. Каждый день около него, с наступлением ночной темноты, появлялось все больше и больше подозрительных силуэтов. От них в любой момент можно было ожидать чего угодно.
Управляющий складом, при смене караула, раздавал сам уходящим юнкерам покрытые землей и паутиной бутылки драгоценного старого вина. «Берите, господа юнкера, – приговаривал он с улыбкой, – кушайте на здоровье с родными и друзьями. Будет обидно, если такое вино зря пропадет…» И мы уносили его. Какое это было вино – наше цимлянское!
Привыкший к событиям и переживаниям последних двух лет, Новочеркасск принимал звук отдаленной канонады спокойно: и на улицах, и в домах слышалось: «…В конце концов, будет нужно – уйдем. Через месяц или два вернемся обратно. Столько уже раз уходили и, слава Богу, возвращались благополучно!»
Но под самое Рождество положение стало серьезно: город обстреливался красными. Из-за неизвестности ближайшего будущего отлучки юнкерам были строжайше запрещены. Приемная училища еле вмещала родных и друзей, все еще не решавшихся проститься окончательно с юнкерами. Я больше молчал, сидя с моей бедной матерью. Ей столько пришлось уже пережить до этого. Видимо, наши мысли и настроения были одинаковы, так как мать тихо и твердо сказала: «Я пойду домой. Проводи меня до порога: хочу тебя благословить». Ей и мне дальнейшее было ясно.
Когда она крестила меня, произнося напутственные слова, рядом – на мостовой и аллее Комитетской – разорвались две гранаты. Мать, спокойно и не оборачиваясь, пошла по улице, а я долго смотрел ей вслед, не слыша новых разрывов снарядов.
26 декабря по всему расположению училища шли приготовления к выступлению в поход. Юнкера, справившись со своими несложными хлопотами, бродили с места на место, готовые каждую минуту, по сигналу тревоги, броситься к сборному пункту и стать в строй. Часы тянулись томительно, в полной неизвестности. После же обеда стало совсем невмоготу. Тревоги все не было, ворота училища широко распахнуты на улицу, около них и во дворе – ни дежурных, ни часовых. Несколько моих приятелей-юнкеров решило: «Сегодня мы, конечно, опять не уйдем, да и бой как будто удалился от Новочеркасска. Можно успеть еще раз повидать своих». И, выйдя без всяких затруднений из училища, мы бодрым ходом разошлись по домам.
Но мое неожиданное появление дома не принесло матери никакой радости. Напротив, на ее лице появилась тревога, и после нескольких фраз она умоляюще сказала мне: «Лучше уходи скорее… Христос с тобой! В городе не осталось почти никого и теперь всюду страшно… А мы тут как-нибудь сами…» Мама беззвучно заплакала.
Когда я возвращался обратно, на улицах стояла темнота и только между домами намечался просвет от восходящей луны.
Войдя во двор училища, я нашел у самых ворот его большую толпу. Кто-то назвал мое имя, и не успел я еще приглядеться и поздороваться, как несколько голосов заторопили меня: «Спешите, только что была тревога… Юнкера сейчас уходят». Из толпы поднялись руки, крестя меня. Я снял фуражку, перекрестил сам толпу и бросился бегом на противоположный край училища, где был расположен мой инженерный отдел.
Прибежал я как раз вовремя: оставалось только несколько замешкавшихся юнкеров, остальные уже стояли в строю. Мне помогли быстро надеть походную амуницию, и сейчас же вслед за этим появился сменный офицер.
Беглый осмотр, несколько команд, и наша 2-я пешая сотня стала выходить на Платовский проспект. Там еще быстрое перестроение, и мы тронулись в путь. Медленно проходили силуэты провожавших нас близких, знакомые здания, магазины, Московская улица, Александровский сад… Позади гремели орудия и одиночные разрывы в городе. Мы покидали Новочеркасск «на один-два месяца», и в этом провожавшие и мы сами были непоколебимо уверены.
Выйдя из города, юнкера пошли вольнее и стали подниматься на противоположные холмы, по дороге, ведущей на Аксай. Стоял крепкий мороз. Снег лежал сухой и довольно глубокий. Идти было трудно по краям дороги, уступая середину все время обгонявшим нас конным частям и пушкам. Неполная луна стояла высоко, и под ее светом оставленный Новочеркасск, с наметившимися в разных местах пожарами, казался издали фантастичным и зловещим.
296
Атаманское военное училище. Бывшее Новочеркасское военное училище. После очищения Дона от большевиков возобновило свою деятельность. Находилось в составе Донской армии. После преобразования армии в РОВС до 30-х годов представляло собой, несмотря на распыление его чинов по разным странам, кадрированную часть в составе Донского корпуса (офицеры последних выпусков были оставлены в прикомандировании к училищу). С Лемноса убыло в числе 532 человек (174 офицера, 217 юнкеров, 141 казак), осенью 1925 г. насчитывало 282 человек, в том числе 219 офицеров. Начальники: полковник (генерал-майор) А.И. Семенченков (4 мая 1918 г. – 30 марта 1920 г.), генерал-майор В.П. Попов. Начальники групп: полковник К.А. Болдырев (Ямбол), полковник А.Н. Плетнев (София). На Лемносе в 1920–1921 гг. юнкерами издавались рукописные журналы «Атаманец» (18 номеров) и «Сын изгнания» (6 номеров).