Из этого следует, что красное командование 20 и 21 апреля не решалось на наступление; оно безусловно знало о прибытии английской эскадры и начатой ею погрузке казаков и, ведя переговоры и отдавая приказы через генерала Морозова, который выполнял все по их указаниям, по-прежнему занимало Сочи в 40 верстах от Адлера.
3. Пессимистически полковник Елисеев заканчивает: «Факт остается тот, что Кубанской Армии в самые трагические дни ее гибели руки помощи из Крыма не последовало…» Но в действительности прибыла английская эскадра с приказанием «прикрыть погрузку войск огнем крейсера», пришел пароход «Россия», куда грузились Донской корпус, беженцы, калмыки, кубанцы, не пожелавшие сдаваться красным, вся 3-я дивизия генерала Бабиева и др. Пришел и другой транспортный пароход, который грузил казаков в ночь с 20 на 21 апреля, оставаясь на рейде близ Адлера и уйдя 21 апреля полупустым.
4. Когда Кубанская армия уже «сложила оружие» и двигалась по дороге на Сочи, как «пленные», полковник Елисеев писал: «Слева было открытое Черное море… Вдали на горизонте очень тихого моря показались дымки… их пять или шесть… Дымки постепенно увеличивались, и уже ясно были видны корабли, идущие к нам, к берегу, широким фронтом! По ним с берега, где-то, раздались орудийные выстрелы красных… Большой недолет! И на глазах казаков прокрейсировали, может быть, с полчаса времени, и тихо стали отходить за горизонт, скрылись от нас!.. За ними вслед послано проклятие в Крым, ибо он не выслал своевременно перевозочные средства…»
Из этого видно, что пароходы из Крыма и английские суда для их прикрытия были посланы, следовательно, причина трагедии Кубанской армии была в другом, а именно командный состав ее не был на высоте своего положения, начиная с атамана Букретова, заявившего: «Мы сдаемся, уговорить казаков оставаться!», генерал Шифнер-Маркевич[324] едет уговаривать Аинейную бригаду «сдаваться», генерал Морозов приказывает: «Всем офицерам оставаться со всеми своими казаками, Кубанская армия должна капитулировать!» В силу этого приказа полковник Елисеев в своем Лабинском полку заявляет: «Приказано оставаться… отступать дальше некуда… пароходов из Крыма нет…»
Ультиматум красного командования от 18 апреля был просто прочитан «для выполнения» уже решенного вопроса! Простые казаки-кубанцы не хотели оставаться, они боялись сдаваться красным. Они не верили условиям сдачи, и странно, что именно командный состав уговаривал их сдаваться… Парадокс, но это было так! Ведь этот же ультиматум красных о сдаче касался также и 4-го Донского корпуса, но там он не вызвал ни замешательства, ни обсуждений, сдача красным была для донцов неприемлема.
Уже после сдачи кубанцев красным, когда красноармейцы забирали военное имущество и лошадей с седлами и отводили в большой двор у моря, полковник Елисеев очень наивно пишет: «О перемирии, объявленном нам полк. Дрейлингом на военном совете, ничего не было сказано о лошадях и седлах казаков. Мы понимали, что из Туапсе все офицеры и казаки будут распущены по своим станицам и займутся мирным трудом. Произошел обман, недоговоренность, скрытность с обеих сторон и наша наивность…»
Как мог командный состав кубанцев, как могли офицеры поверить какому-то ультиматуму красных «о перемирии»? Даже рядовые казаки Донского корпуса все говорили, что «все это – ложь и обман!». Ведь вся идея борьбы против большевиков была борьба против лжи, беззакония и насилия. И уже в первый день сдачи кубанские офицеры поняли свою ошибку. Полковник Елисеев пишет: «Горе побежденному!.. Стыдно и позорно, но нас ждало что-то еще худшее… Подхожу к офицерам, вид у них растерянный… Сидя в их кругу, я рассматривал лица друзей и сослуживцев… Все они в панике и клянут тот час, когда согласились сдаться…»
Быстро пришло отрезвление и раскаяние! И не только раскаяние, но и упрек высшему командованию. Полковник Елисеев вспоминает, что еще за два месяца до этой трагедии генерал Науменко[325], командир 2-го Кубанского корпуса[326], приказал объявить в сотнях, что «офицеры никогда не бросят своих казаков и, если потребуется – разделят с ними их судьбу полностью». А командующий Кубанской армией генерал Улагай в то же время сказал: «Вашу кровь и стойкость никогда не забудет Кубань!» И… «вот теперь забыли и бросили в самые трагические дни их бытия», – с вполне понятной горечью заканчивает свое грустное повествование полковник Елисеев.
В его очерках мы видели внутреннее, глубокое переживание офицера высшего ранга, героя трагедии, которую он стойко и мужественно пережил, оставаясь верным своему долгу и оставаясь на своем посту.
324
Шифнер Антон Мейнгардович (Шифнер-Маркевич), р. 4 июня 1887 г. Александровский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1907), академия Генштаба (1913). Офицер л. – гв. 2-й артиллерийской бригады. Подполковник, и. д. начальника штаба 7-го армейского корпуса. В 1918 г. участвовал в формировании добровольческих частей на Румынском фронте. В Добровольческой армии с 7 августа 1918 г.; начальник штаба партизанской бригады Шкуро, затем 1-й Кавказской конной дивизии, с мая 1919 г. начальник той же дивизии, с сентября 1919 г. по март 1920 г. начальник штаба 3-го Кубанского корпуса. В Русской Армии в августе 1920 г. начальник 2-й Кубанской конной дивизии и отряда группы войск особого назначения в Кубанском десанте, в сентябре 1920 г. начальник 2-й кавалерийской дивизии. Генерал-майор. Умер 21 января 1921 г. в Галлиполи.
325
Науменко Вячеслав Григорьевич, р. 25 февраля 1883 г. Из дворян. Воронежский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище, академия Генштаба (1914). Подполковник, начальник штаба 4-й Кубанской казачьей дивизии. В ноябре 1917 г. начальник Полевого штаба Кубанской области. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода. Летом 1918 г. командир Корниловского конного полка Кубанского казачьего войска, в сентябре 1918 г. полковник, командир 1-й бригады 1-й конной дивизии, с 19 ноября 1918 г. начальник 1-й конной дивизии, с 8 декабря 1918 г. генерал-майор, член Кубанского войскового правительства, с 25 января 1919 г. зачислен по Генеральному штабу. Походный атаман Кубанского казачьего войска. В 1919 г. – командир 2-го Кубанского конного корпуса. В Русской Армии с сентября 1920 г. командир конной группы (бывшей генерала Бабиева). В эмиграции. Кубанский Войсковой атаман. Во время Второй мировой войны врид начальника Главного управления казачьих войск. Был произведен в генерал-лейтенанты, но этого производства не признавал. После 1945 г. – в США. Умер 30 октября 1979 г. в Нью-Йорке.
326
2-й Кубанский корпус. Сформирован в Добровольческой армии в ноябре 1918 г. как 2-й конный корпус и 26 февраля 1919 г. переименован во 2-й Кубанский. Входил в состав Кавказской армии. После переформирования включал 2-ю и 3-ю Кубанские казачьи дивизии и 3-ю Кубанскую пластунскую бригаду, в сентябре – октябре 1919 г. – 2, 3 и 4-ю Кубанские казачьи дивизии, а также 1-ю отдельную инженерную сотню Кубанского казачьего войска (166 человек). К 5 октября 1919 г. (без 4-й Кубанской казачьей, но временно со Сводно-горской дивизией) насчитывал 843 штыка, 2517 сабель, 117 пулеметов и 17 орудий. В октябре 1919 г. переброшен в Донскую и потом в Добровольческую армию. Расформирован 6 мая 1920 г. Командиры: генерал-майор (генерал-лейтенант) С.Г. Улагай (27 февраля – до сентября— октября 1919 г.), генерал-майор В.Г. Науменко (врид сентябрь – октябрь, ноябрь 1919 г.). Начальник штаба: генерал-майор А.Н. Шуберский (28 апреля – 17 сентября 1919 г.), полковник Егоров (с 6 ноября 1919 г.).