— Ты, Семен, слушай их только, они наговорят! Им бы хотелось, чтобы было так, да так не будет. И насека пойдет в печь на растопку, и белые погоны слетят с плеч. Немало их посодрали.
Семен поплевал на окурок, встал. Быков уже не было слышно. В направлении к балке чуть заметно мелькали пятна. Над прудом, перебивая друг друга, хрипло кричали чибисы.
— Быки пить ушли, пойдем, — и Семен потянулся за чистиком.
— Пойдем.
Шли они не спеша, спотыкаясь в старых бороздах. Филипп все время отставал. Мысль о том, что Варвара на стану одна, наполняла его безотчетным волнением. За прудом изредка посверкивала молния, чуть внятно погукивал гром, а над головою в небе ярко расцветали созвездия. Филипп вспотел в зипуне и расстегнул его. Шагая, он напряженно ворошил мысли, подыскивал предлог, чтобы оставить при быках Семена одного, и никак не находил. Наконец спросил глуховато:
— Ты, Семен, побудешь… один? Мне бы надо… Я приду через часок.
— Ну что ж, — согласился Семен, — мне не привыкать, я всегда один, — и, не оборачиваясь, убыстрил шаг.
Он, конечно, догадался, куда это «надо» Филиппу. Давно уж он заметил, что между ним и Варварой что-то есть, но затевать об этом разговор он стеснялся. А Филипп тоже никогда не спрашивал у него о Варваре. А если бы он спросил, Семен мог бы кое о чем рассказать; рассказать о том, что было известно, пожалуй, только ему одному.
…В прошлом году, летом, в хутор на каникулы приезжал сын гуртоправа Веремеева — молодой курчавый семинарист. По какому-то делу он зашел к атаману Арчакову и увидел Варвару. Через короткое время нашлось новое дело. В доме Арчаковых Веремеев больше не появлялся. Зато, к удивлению Семена, ему вскоре пришлось встретить его уже вместе с Варварой в другом месте. Как-то в воскресенье он собирался ехать в поле за просом. Пошел в сад за ветками — оплести арбу. Лазил по саду, искал. Вдруг неподалеку от себя услышал приглушенный в кустах говор. Бесшумно раздвинул терновник, насторожился. Под густой черемухой, раскинув ноги в зеркальных гамбургских ботинках, лежал семинарист Веремеев. Курчавая голова его уютно покоилась на коленях Варвары. Засматривая в его чуть открытые глаза, она одной рукой разгребала черные вьющиеся волосы, другой — гладила плечо. Из-за фуражки выглядывала недопитая бутылка вина с опрокинутым на горлышко стаканом. Он, полусонный, неразборчиво что-то бурчал ей, а она, довольная и счастливая, сияла улыбкой. Завистливыми глазами несколько минут Семен смотрел на них, потом опустил ветки и неслышно отошел.
Обо всем этом Семен мог бы рассказать Филиппу. Но тот почему-то никогда не заводил с ним разговора о Варваре. И Семен не знал, нужно ли ему говорить об этом или нет.
Когда Филипп подходил к стану Арчаковых, небо было уже совсем чистое. Из-за пашни поднималась румяная, полноликая луна. Варвара, сбив в ноги теплую, на вате, кофту, лежала под арбой. Лучи падали прямо на лицо. Черные распущенные волосы блестели на белом подстеленном под голову платке. Длинные ресницы и полукружья бровей изредка неровно вздрагивали. Под глазницами бродили тенистые пятна. Она чуть слышно дышала полуоткрытым ртом. Филипп осторожно подошел к ее изголовью, присел. Затая дыхание, долго смотрел в лицо. Оно было таким же, каким знал его Филипп несколько лет назад, хотя из продолговатого оно как будто стало более округленным и вся ее фигура словно бы немножко расплылась. Но, может быть, это только показалось в колебании неверных дрожащих лучей, а может, и в самом деле вместо девичьей угловатости в ее прежнем лице с годами появилась женская округлость. Филиппу стоило больших усилий, чтобы удержать себя от охватившего ребяческого желания — пощекотать былинкой в ее ушах. Но он, боясь испугать ее, привстал и отошел к переднему колесу.
— Ты спишь, Варя? — вливая в голос всю свою нежность, позвал он тихо, так тихо, что еле услышал сам.
Она пошевелила пальцами откинутой руки и повернула к нему лицо. Острый луч запрыгал на ее щеке, и в ушной ямке ключиком забился свет.
— Спишь, говорю, Варя? — сказал он уже громче. Ее ресницы мгновенье помигали, по лицу скользнула рука, и глаза открылись. С минуту она смотрела молча, не приходя в себя. Потом увидела большую луну и рядом — Филиппа.
— Хотел тебя украсть, а ты на грех проснулась.
— Бес тебя мучает, полуношник, — она улыбнулась и, приподняв голову, откинула волосы. — Чего это не спится тебе?
Он присел на колени.
— Мне некогда спать, я быков стерегу. — И, усаживаясь удобней, пошутил: — А потом как же спать, ведь тебя волки утащат. Бросили одну…