Вероятно, это был специальный информатор Донского Правительства, разъезжавший по станицам, и я невольно сравнил его с теми многочисленными большевистскими агитаторами, которых мне пришлось много раз видеть и слышать в пути. И, нужно сказать, сравнение было не в пользу первого. Там – натасканность, меткие, звучные слова, трафаретно демагогические речи, разжигавшие страсти, задевавшие шкурные вопросы, захватывавшие толпу и толкавшие ее на дело, вплоть до преступления, а – здесь же, быть может, справедливое, но без порыва и подъема изложение фактов. Иной результат: выслушали, вздохнули, почесали затылки и разошлись, а иногородние сейчас же собрались отдельной группой, начав по-своему комментировать слышанное и открыто подавать реплики, направленные против казаков. Не желая упускать удобный случай поговорить с крестьянами, мы, внедрившись в толпу с разных сторон, вступили с ними в спор. Нравственно мы были удовлетворены, ибо видели, что наши поочередные выступления и горячие доводы о том, что и России, и крестьянству, и казачеству большевизм несет неисчислимые бедствия и несчастья, значительно поколебали убеждения присутствующих. Во всяком случае, прежнее их единомыслие было нарушено. Они разделились на две части, из которых одна явно нам сочувствовала. Между ними еще долгое время продолжалась живая перебранка.
Наступил вечер 20 января. Казаки эшелона радовались предстоящей близкой встрече с родными. Уже после полудня они начали усиленно мыться, чиститься, прихорашиваться и паковать вещи. Часам к 6 вечера показалась ст. Сребряково. Поезд остановился далеко от вокзала. Станичники энергично принялись прилаживать мосты и доски для выгрузки лошадей. Работали дружно и быстро. Через полчаса некоторые из них уже седлали коней и группами по 2–5 человек разъезжались в разные стороны по хуторам и станицам.
Забрав наши скромные пожитки, мы направились к станции. Еще в пути было окончательно решено ехать через Царицын на Ростов, а затем, смотря по обстоятельствам, не доезжая последнего, сойти на какой-нибудь промежуточной станции, откуда и пробираться в станицу Аксайскую, находящуюся между Ростовом и Новочеркасском.
Станция Сребряково была полна разным сбродом. Бродило много пьяных солдат, встречались красногвардейцы, были и матросы, с независимым видом расхаживавшие по перрону, стараясь удержать равновесие, нарушенное чрезмерным принятием спирта. Казаков я не видел. Осторожно наведя справки, мы выяснили, что через несколько минут ожидается поезд на Царицын. Это было нам кстати, так как, судя по настроению публики, на станции задерживаться мы считали опасным.
Не могу объяснить, почему, скорее руководясь каким-то внутренним предчувствием, но я поднял вопрос о необходимости покупки билетов до Царицына, дабы избежать возможных на этой почве недоразумений при езде в пассажирском поезде. Помню, мое предложение вызвало энергичный протест, и особенно со стороны Сережи Щеглова. Под влиянием его доводов я, скрепя сердце, изменил свое намерение и больше не настаивал. Но оказалось, мое предвидение меня не обмануло. Такая незначительная оплошность могла иметь непоправимые последствия и даже стоить мне жизни, о чем я упомяну ниже.
Вскоре подошел поезд, состоявший из нескольких теплушек и бесчисленного количества пустых товарных вагонов. Было заманчиво забраться в один из таких вагонов и незаметно проехать до Царицына. Но поразмыслив, мы от этого отказались на том основании, что обнаруженные там, мы, без сомнения, навлекли бы на себя подозрение тем, что зимою в стужу почему-то едем изолированно в холодном вагоне, а не в теплушке.