Что касается других привилегий, то условия их обладания казачеством вкратце были следующими. Право на добычу соли с масштабным увеличением ее производства в целом по стране и с отменой в 1881 г. налога (акциза) на соль перестало быть важной привилегией казачества. К тому же соляным промыслом занималось всего от 2 до 3 тыс. казаков (в основном жители левой стороны Дона от Верхне-Чирской станицы до Манычской), и они не освобождались от акцизных выплат, которые перечислялись в войсковой капитал107.
Реализация казачьего права на рыболовство «не только для своего пропитания, но и для промышленности» ограничивалось водами, по закону принадлежащими войску. Это воды: «1) в реке Дон на всем его протяжении от того места, где оный втекает в войсковые пределы и во всех его гирлах, или рукавах… в морском заливе, правою его стороною от рукавов Дона до границ бывшего Таганрогского градоначальства, а левою от тех же рукавов до урочища Семибалок; 3) во всех реках и речках, протекающих на пространстве войсковых земель; 4) во всех озерах, ериках и протоках, на том же пространстве содержащихся». Право на рыболовство принадлежало каждой станице в пределах ее юртового довольствия, кроме весеннего времени. Рыболовные места в каждой станице разделялись на пайки по жребию. Такие места назывались тонями. Во время весеннего разлива казаки могли свободно ловить рыбу не только внутри своего станичного юрта, но и за его пределами108. Однако здесь буква закона весьма отличалась от действительности. По свидетельству современников, рыбными угодьями Дона пользовались почти исключительно рыболовы станицы Елисаветовской. «Они (елисаветинцы. – В. А.) перехватывают всю рыбу, идущую из заповедных вод вверх по реке, так что станицам, лежащим вверх по Дону, даже самым ближайшим, из рыбного богатства почти ничего не остается. Вся донская рыба остается в руках елисаветовских рыболовов. Елисаветовцы ежегодно ловят рыбы на миллионы рублей, тогда как доходы других станиц, лежащих вверх по реке, ограничиваются незначительными сотнями, а то и десятками рублей…»109 Но и без этого времена, когда «за отсутствием сбыта и потребления массы вылавливаемой рыбы просто выбрасывались, и по ним, как через мост, ходили с одного берега (Дона. – В. А.) на другой»110, безвозвратно прошли, и уменьшение донских рыбных ресурсов стало очевидной проблемой в начале XX в.
По действующему законодательству лесные угодья составляли «общественную собственность станиц» и не могли быть передаваемы в какую-либо иную собственность. В войске Донском существовали станичные лесные участки, в которых обязательно выделялся так называемый заповедный лес. Остальной же лес делился на паи среди станичников.
Казачья охота регламентировалась общеимперским правом, на основании выдаваемых за определенную плату свидетельств (билетов) на отстрел животных. Однако «малолетки, казаки и урядники, принадлежащие к служилому составу и признанные годными к строевой службе, при получении свидетельств на право охоты только в пределах юртов тех станиц, к коим они принадлежат» освобождались от платы111. Как свидетельствует С.Ф. Номикосов, казачья охота из массового занятия превратилась в свободное времяпровождение представителей «привилегированных классов… для которых охота есть удовольствие и отдых от других занятий. Главную роль играет здесь не материальный расчет, а оценка искусства в стрелянии и других способах убивания дичи»112.
Закон о торговле в казачьих войсках 1870 г., ликвидировавший общества торговых казаков и внедрявший в казачьих землях общероссийское «Положение о пошлинах за право торговли и промыслов», не распространялся на ОвД. Поэтому каждый казак, не записанный в торговое общество, оплатив соответствующие местные сборы за получение торгового свидетельства, всего около 11 р., имел право одновременно открывать различные доходные места от лавки до завода, а также заниматься пароходством, сплавкой леса и прочими промыслами. Однако при получении подобного свидетельства казаки все-таки должны были еще заплатить в пользу государственной казны 2 р. 50 к. так называемого гербового сбора.
Право исключаться из войскового сословия, предоставленное казакам законом от 21 апреля 1869 г. (изменен в 1883 г.), который помимо этого разрешал также вхождение в состав войска лицам других сословий113, трудно назвать привилегией. У казачьего и неказачьего населения данный закон, кажется, не пользовался особой популярностью. С 1871 по 1879 г. зачисленных в войсковое сословие по всем казачьим войскам насчитывалось 49 578 человек, а исключенных – 40 373 человека, на более чем 2 млн казачьего населения114. Слабая востребованность навязанного властью права исключения из казачества и перехода в него была обусловлена не только забюрократизированностью этой процедуры, но и ценностным отношением казака к своему положению и, наоборот, неоднозначностью получаемых выгод для представителя невойскового сословия в случае смены своего статуса. Тем не менее даже упомянутые цифры вызывали озабоченность в военном ведомстве. Особенно власти беспокоило увеличение казачьего сословия за счет неказаков. В записке военного министра П.С. Ванновского (1884), специально посвященной этому вопросу, было признано, что «слишком свободное зачисление в войсковое сословие лиц всякого рода состояний, в смысле поддержания духа и материального благосостояния казачества, представляется безусловно вредным». Из ее текста вообще складывается впечатление, что П.С. Ванновский был искренне убежден в наличии высокого уровня казачьей жизни, обеспеченного соответствующими правами. В записке утверждалось, что «лица привилегированных сословий, добиваясь зачисления в войсковое сословие, имеют в виду не призвание к службе в казачьих войсках, а или выигрыш по службе, или материальные выгоды, в виде земельного пая и возможности пользоваться другими станичными угодьями, а также ссудами из войскового капитала, и ввиду возможности воспитывать на войсковой счет детей, владеть недвижимою собственностью в станицах без платежа посаженной платы и вообще с большим удобством вести различного рода промышленные предприятия. Наконец, одною из побудительных причин искать перехода в казачье сословие является нередко стремление, путем зачисления по войску, хотя бы без несения служебных обязанностей, получить право ношения мундира этого войска, то есть воспользоваться преимуществом, жалуемым только высокопоставленным лицам, и притом за особые заслуги или в виде награды за военные отличия той части, которою они командовали»115.