– Имеются некоторые осложнения, – вмешалась в разговор Арлин. – Маршрут проходит в нескольких кварталах от местного управления Департамента налогов и сборов, куда я часто носила бумаги, когда была курьером.
– Курьером? Зачем? – удивилась Джилл.
– Пока училась два года в колледже.
– И что с того поимела?
– Минимум. Пятнадцать в час, в старых баксах.
– Да нет, я имею в виду, какой диплом!
– А-а. Диплом начальной ступени по программированию, – смущенно ответила девушка.
Могу представить, почему она смутилась. Ее диплом – такие пустяки по сравнению с тем, чего нахваталась наша детсадовка самостоятельно.
– Класс! – коротко бросила Джилл, и я испытал к ней благодарность за то, что она не стала задирать нос.
Девчонка была довольно взрослой для своих четырнадцати лет и достаточно проницательной, чтобы догадаться, насколько Арлин переживает из-за своего кургузого образования. Что делать, если у нее хватило денег всего на два года.
Мы двинулись несколько измененным маршрутом, который предложила Арлин.
Зато мое пожелание никто не хотел слушать.
– Требую не применять огнестрельное оружие за исключением крайней необходимости.
– Но, Флай, они же не живые! – заартачилась Джилл.
– Рукопашный бой их только позабавит, – подхватила Арлин. – Я даже не уверена, что они заметят нож между ребрами, если вдруг тебе удастся эти ребра отыскать.
– Все кончили? – нетерпеливо спросил я. – Не думайте, что я стал гуманистом, просто ненужный шум в ненужный момент накликает на наши головы орду монстров.
– Так бы сразу и говорил!
Хорошо было бы, конечно, пройти ускоренный курс айкидо, которому обучают пришельцев, но я готов удовлетвориться намеком на то, где они прячут свои стеклянные челюсти, чтобы по крайности отвести душу в стремительном апперкоте.
Мы продолжали мчаться по темным узеньким улочкам, стараясь не выскакивать на солнце. Вдруг, километра через два, Арлин остановилась, замерев на месте. Это был знак для остальных изобразить скульптурную группу. Что мы и сделали.
Джилл, несмотря на всю ее сметку, не хватало опыта. Ей не терпелось выяснить, в чем дело, так что пришлось зажать ей рот. Арлин, по-прежнему не двигаясь, смотрела вперед, однако жестом велела нам отойти. Мы осторожно попятились: что бы там ни было, оно нас еще не заметило, и пусть так и остается. Мы отошли метров на сто, прежде чем Арлин перевела дух.
– Помните того толстяка, которого мы видели, когда садились на поезд?
– спросила она. – Мы сейчас чуть не вперлись в его старшего и еще более жирного брата.
Все делалось в такой спешке, что Арлин не успела придумать для этой лохани свиного жира какое-нибудь имя, но я сразу понял, кто имеется в виду. Хотелось думать, что чудище – все-таки исключение из правил, скорее брак, чем проектная модель. Я предпочитал сражаться с монстрами, от которых не тянуло блевать.
– Сначала я решила, что это куча отбросов, – шепнула Арлин.
Вглядываясь в полумрак впереди, я наконец рассмотрел громадную движущуюся тень среди других теней. Когда тварь встряхивалась, раздавался такой звук, будто по бетону волокли несколько тонн мокрого брезента. В высоту она достигала двух метров, точно мой рост, но весила никак не меньше четырехсот килограммов. Плотность и ширина гада с трудом поддавались описанию.
При ходьбе жирдяй – если мы переживем эту встречу, мелькнуло в голове, я уговорю Арлин придумать ему имя получше – мерзко хлюпал. Не удивлюсь, если он оставлял за собой какую-нибудь мерзость вроде слизи. В огромных, бесформенных металлических лапах, которые заменяли или скрывали руки, жирдяй держал чудную трехглавую пушку.
Он не смотрел на нас, потому что стоял к нам боком, пытаясь определить, откуда доносится шум, помешавший ему отдыхать. Затем вообще отвернулся, открыв нашим взорам мерзкий бугристый зад. Чудище издавало жуткий скрежещущий шум – видимо, оно так дышало.
Я махнул рукой в противоположном направлении, но тут мы услышали приближающийся с той стороны топот. Отряд монстров. Только этого не хватало!
Отряд возглавлял кощей. Не знай мы, насколько он опасен, можно было бы посмеяться над тем, как он, подобно марионетке, скачет впереди своих подопечных.
Не очень приятно сознавать, что ты зажат между молотом и наковальней и никакой тебе улочки или двери, чтобы улизнуть.
Альберт вздохнул, потом спокойно, без нервов снял с плеча автомат, словно располагал безграничным временем – что, в каком-то смысле, было правдой. Он явно приготовился умереть за «правое дело» – защищая нас и остававшихся в живых соплеменников.
Что касается меня, то я желал только жить – ради себя. Джилл побелела, но бежать не порывалась. После истории с платформой она на все сто процентов годилась в ветераны. Как и у остальных из нашей команды, у нее появилось чувство жизни взаймы, на одолженное кем-то по благородству время. Она прижала к груди свой компьюторчик, больше расстроенная неудачей, чем необходимостью умереть, и с сожалением посматривала на мумию: единственный раз представилась возможность войти в такую систему, и, увы, она лишилась ее.