— Вот именно! — воскликнула Арлин, почти так же возбужденно, как Джилл, когда подсоединилась к киберу. — Мы напали на верный след. Враги достигли в биологических методах почти совершенства. Возможно, существа, которых захватили самыми первыми, жили на той же планете и имели развитое машинное производство, которое пришельцы приспособили для своих нужд. Со временем они завоевали тех, кто построил Ворота. Мы начали экспериментировать с Воротами, случайно открыли их, и нечисть хлынула на Землю. Это объясняет, почему в выборе между органическим и механическим они всегда предпочитают биологические подходы.
— И еще это объясняет, почему в самых неожиданных местах вдруг вылезают наши технологии, — поддакнул я. — Почему монстры используют огнестрельное оружие, например.
— Да они прагматики, — вставил Альберт. — Дьявольские обличья, которые они принимают, результат скрупулезного изучения людской психологии.
Я попытался вернуть товарищей к теме.
— Выясни, Джилл, как они сообщаются друг с другом. Потребовалось немало времени, прежде чем девочка смогла удовлетворить наше любопытство.
— Кен говорит, что, когда думает об этом, очень больно, но он попробует. Он понимает так, что мы свободны. Я ему немного рассказала о нас, и он очень хочет помочь.
— Скажи, что мы будем благодарны за любую помощь с его стороны.
Прошло еще какое-то время, и Кен, вопреки моим опасениям, ответил:
— В компьютеры интегрированы нейронные каналы связи. Приказы передаются экстрасенсорными путями. Пришельцам нет надобности говорить роботам, что делать. Им достаточно подумать, но это не простое думанье. Никаких слов. Общее представление? Парасвязь?
— Знает ли он, откуда исходят команды? — задал я очередной вопрос.
— Кен не понимает, о чем спрашивают, — почти тотчас ответила Джилл.
— Хм, я не спрашиваю, где конкретно находятся сейчас их главари. Знает ли он, от кого к кому передаются приказы, когда поступает сигнал о вторжении?
На лбу Джилл появилось несколько дополнительных морщин, пока она передавала мои мысли, попутно облекая их, по всей видимости, в более понятную форму. В конце концов от кибера поступила исчерпывающая информация:
— Вопрос бессмыслен, иерархии не существует.
— Что-то вроде пчелиного улья? Полный коллективизм?
— Не-а. Они просто… хм? А-а, просто они делают одно и то же. Сами пришельцы, а роботы — я думаю, это все те, которые не люди — сражаются как бешеные. Потому они и «нелюди».
— Кен может отдавать приказы?
— Но ведь для этого его и начинили разной электроникой, Флай! Получать команды от пришельцев и передавать их людям!
— А если наоборот?
Джилл напечатала вопрос и вперилась в экран в ожидании ответа.
— Он не понимает, о чем мы. Похоже, действует какой-то запрет, который мешает ему думать об этом или понять вопрос. Какие-то вживленные контуры, работающие в привилегированном режиме… Погодите, он опять говорит… Это вторжение предпринято с целью разведки. Внутри пауков прячутся пришельцы с высокоразвитым интеллектом. Причина для высадки армий и завоевания других миров, когда это осуществимо, только одна — показать свою власть. Кену это непонятно. Разрастающаяся империя требует все новых и новых рабов, однако пришельцы больше заинтересованы в том, чтобы найти новые генетические материалы, которые они могли бы вобрать в свою паучью сеть для умножения жизненных форм — как они считают, — чем в увеличении числа рабов, особенно недолговечных и вздорных.
Джилл смолкла и, сняв наушники, потерла лоб.
— Ты в порядке? — обратилась к девочке Арлин.
— Немного болит голова, ерунда, — ответила та.
— Хочешь отдохнуть? — спросил я.
— Нет. Знаешь, что я придумала?! Если мы сможем через Кена проникнуть в один из терминалов пришельцев и взломать защиту, то есть надежда испортить им сеть!
— Гениально! — восхитился я. — И как это я первым не сообразил? — Я подмигнул. — Может, попробовать уничтожить заодно и всю их технологическую базу?
— Это труднее. Пока Кен подключен к сети, встроенные контуры блокируют его человеческие порывы. Монитору с центральным процессором никак не совладать.
— Совладать, если у него есть собственный набор интегральных схем и специальная программа, — буркнула Арлин.
— Программа, которая выключает его мозг, должна иметь интерфейс где-то в его же мозгу, — забормотала Джилл — себе самой, как я полагаю. — Если мне удастся найти ее, клянусь, я ее уничтожу, или я не Джилл Хиршнер!
— А ты Джилл Хиршнер? — полюбопытствовала моя подружка.
Джилл мельком глянула на нее и добавила:
— Мне понадобится тихое место, где меня несколько дней никто не будет трогать. Дней, а не часов.
У меня на языке вертелись еще сотни вопросов, которые я хотел задать Кену, но вдруг наверху раздался грохот. Не было похоже, что это опять музыка. Казалось, бухают чьи-то тяжеленные сапоги. Может, пришельцы явились за очередной порцией «состава»?
Я пришел в ярость: как это химики не предупредили нас, что ждут «гостей»? Потом я сообразил, что пришельцы вряд ли следуют графику. Еще одна причина для хозяев дома разыгрывать спектакль.
Арлин неслышно поднялась и выключила единственную горевшую под потолком лампочку. Мы застыли в темноте, слушая возбужденный говор наверху: химики отрицали, что видели «повстанческий отряд» и забинтованного человека.
Отчетливо доносилось шипение бесов — я задержал дыхание. Шаги наверху множились!
Вскоре послышался новый голос, скрипуче-монотонный, металлический. Похожий на голос робота из старого научно-фантастического фильма или на звук синтезатора.
Как только его обладатель вступил в разговор, наши союзники будто обезумели. В груди закопошились дурные предчувствия. Хорошие агенты должны придумать какую-нибудь правдоподобную историю. Хорошие агенты должны стоять на своем, хоть ты их убей. А эти будут ли?
Звук, который мы услышали следом, был слишком хорошо знаком — мощный взрыв сотряс дом, и потянуло запахом огня. Не успели мы шелохнуться, как дом содрогнулся от второго взрыва, и в наше убежище по деревянным ступенькам попер дым.
Слушая, как штурмовой отряд пришельцев пытается разнести дом в клочья, я наконец поверил в их искреннее желание найти нас. Поманив к себе остальных, я сказал:
— Эти ублюдки в конце концов обнаружат подвал. Единственная наша надежда — тайный ход, который должен вести отсюда наружу, если только химики сообразили его вырыть.
Отсутствие света не облегчало задачи, но я не приметил туннеля, даже когда было светло. Если моя фантазия не совсем бесплодна, вход в туннель в любом случае замаскирован. Мы начали ощупывать составленное в подвале запасное оборудование, отчаянно стараясь не шуметь. Все было в основном металлическое, и это давалось нелегко.
Химики хранили в подвале резервуары с летучими веществами, стеклянную посуду, огнетушители, бесконечные склянки с реактивами (счастье еще, что стекло было толстое). Там находилось множество полок с книгами, но имело ли смысл искать в них тайны секретного хода.
Мы обшарили стены, сдвинули с места все книжные шкафы, которые могли оказаться дверьми, проверили камин в надежде обнаружить в нем какие-нибудь скрытые дыры — ничего! Я уже готов был плюнуть, когда моя рука задержалась на книжном шкафе, привинченном к полу в отличие от других.
Я стал вытаскивать книгу за книгой, пытаясь понять, не является ли одна из них пусковым механизмом. И тут одновременно произошли две вещи. Во-первых, я нашел книгу, которая не двигалась. Никогда в жизни я еще так не радовался, когда что-то заедало.
Во-вторых, бесы, обнаружив люк, с победоносным воем откинули крышку, впустив в подвал поток света.
Мы замерли. Я застыл наподобие статуи, вжавшись в книжный шкаф; рядом оцепеневший Альберт держал в руках на манер автомата голого Кена; Джилл также представляла собой часть этой живой картины — с ультрамикро в руках, по-прежнему подсоединенным к Кену; в другом конце помещения, в полумраке, маячила Арлин. Из нас пятерых Кен лучше всех справлялся с ролью мертвеца, но, согласитесь, у него были неоспоримые преимущества.