Мы находимся под такими строгими уставами, каких ни один монастырь не может наложить. Я дал обет безбрачия, который не дала она. Арлин Сандерс — женщина вселенского масштаба, независимо, на какой планете она живет. Но я достаточно честен, чтобы признать, что у меня нет намерений меняться. Если завтра мне докажут, что вера мормонов — ложь, я не превращусь в морального релятивиста. Я не стану смотреть на отношения между людьми, как на случайные романы. Я считаю, что это — вещи куда серьезней. Я верил бы в свою нравственность, даже если Бог так и не послал бы руководства.
Я молюсь, чтобы Арлин однажды поняла, как сильно я верю в нее. Внезапно я понимаю, что не могу выложить все в письме. Я должен рассказать ей обо всем этом лично. Несмотря на свою замкнутость, я не должен терять мужества.
Я собираюсь предложить ей выйти за меня замуж.
— Арлин, берегись! — далекий голос в застенках моих мыслей не переставал говорить о том, как глупо было идти куда-то, не вооружившись при этом до зубов. Арлин и я не могли чувствовать себя в безопасности без оружия с первого дня вторжения на Фобос. Мы даже подкалывали друг друга по поводу того, как странно идти на пляж, не вооружившись. Не возражаю увидеть ее с милым ей Кольтом.45, оставляющим на обнаженном теле след. Несмотря на то, что она для меня лишь товарищ, воображение еще при мне.
Мы находились в крепости человечества. Это было единственное место, где мы могли не чувствовать себя как черные гангстеры, окруженные белыми копами (офицер полиции мог охарактеризовать такую ситуацию как «богатую мишенями»). Здесь мы могли распустить волосы — звучит смешно, учитывая стрижку морпеха — и ходить голыми, имея в виду не отсутствие одежды, а отсутствие оружия.
Ничего не угрожало нам на пляже, кроме, возможно, этой ленивой акулы, которую мы заметили как раз перед тем, как она подплыла. У нас не было нужды в огнестреле, когда мы прошли проверку безопасности. Все, что было нам нужно — это большие банные полотенца, потому что кондиционер работал на полную катушку. Все еще длился наш день R&R, и никто из нас не горел желанием снова одевать униформу. Я никогда не получал такого удовольствия от одежды гражданского, как сейчас.
Мы не предчувствовали проблем, когда пошли искать Джилл. Лаборатория Эйкермана была гораздо ближе, чем Альберт, который «отправился в город», и который, по мнению Арлин, все еще нуждался в одиночестве.
Не предчувствовали, пока не вошли в биологический исследовательский департамент, выпнув дверь по старой морпехской традиции. Что-то изменилось. Может быть, то, что не было стольких людей, как раньше. Но когда я заметил женщину — лабораторного инженера — со спины, я сразу понял — что-то не так. Её длинные черные локоны были заляпаны рваными зелеными пятнами. У нее была грациозная фигура, и что-то подсказало мне, что она бы никогда не довела свои волосы до такого состояния. Ее лабораторная форма была смята и отвратительно грязна, хотя я знал, что адмирал содержал свой корабль в чистоте и пресекал неряшливость.
Арлин прибавила шаг в сторону инженерши. Когда женщина вдруг рванула с места, я не мог поверить, что Арлин не заметила ее неухоженные волосы и грязную спецовку. Но мой лучший друг была не просто замечательным воином — она была еще и женщиной. Не успел я закричать: «Арлин, берегись!», как понял, что мне не следовало беспокоиться за нее. Она совершила кувырок, что сделало ее еще менее удобной мишенью, чем я. Морпех, теперь ты сам береги свой зад!
Развернувшись боком, я выпрямился параллельно стене перед тем, как зомби увернулась от первого выстрела. Арлин сделала то, что только и могла. У зомби слабые рефлексы. Даже у женщины в хорошей физической форме возникли бы трудности, чтобы помешать Арлин подняться с пола, с поднятой, как у Статуи Свободы, правой рукой, вынуть пушку из холодной кожи и сделать второй выстрел. Эти несколько секунд должны были стать доказательством того, что «мастерство приходит с практикой». И тут мы оба слегка опешили. Девушка-зомби дала дёру до того, как Арлин смогла воспользоваться возможностью прихлопнуть ее из удобной позиции у стены — впрочем, это дало нам достаточно времени, чтобы мы подняли пушку с пола и разрядили порцию свинца в бледно-синее личико нашей ходячей красавицы.