Меня не было с ней рядом, я сражался на войне, которая была важнее всех прочих войн, и она была в безопасности дома, просто ожидая большого красного минотавра, который превратит ее в лепешку с особым соусом.
Все это произошло в интересное время. Если бы она сделала аборт после вторжения и объяснила, что не может родить ребенка в этом аду на земле, я был бы в ярости, но смог бы ее простить. Но время было плохим… для нее. Я был вызван сразу же, так что меня не было рядом, чтобы понять, как сильно я отвернулся от нее.
Мысли о самоубийстве начали посещать меня, когда я был на миссии против арахнотронов. Военные умеют придумывать имена, подобные этому. Мы называли их деткипаучки. А себя мы называли "отряд Орков". Мы проделали хорошую работу по их уничтожению.
Когда я вернулся и окончательно рассорился с женой, эта брачное поле битвы походило на отдых. Она вылила на меня балон феминистического дерьма. Я сказал ей, что она - избалованный ребенок, которого не пороли как следует в детстве. Я был в бешенстве. Ей это не понравилось.
И тут я узнал в ней такую ее сторону, которая просто поразила меня. Когда ты женат на ком-то в течение многих лет, кажется, что ты уже изучил все основные стороны характера этого человека. У меня и в мыслях не было, что она могла думать такое, но вдруг она объявила, что я всегда лизал зад англичанам! Она обвиняла меня в том, что я не настоящий латино! И я догадываюсь, почему она считает настоящей латино саму себя.
Я никогда не задумывался о своей этнической принадлежности, даже когда рос. Я старался не уделять этому внимания. Иногда меня смешило то, как американские масс-медиа постоянно представляют проблемы городов, как противостояние белых и черных, хотя в реальности разный цвет кожи был тут не причем. Сейчас у нас новые цвета, о которых нужно беспокоиться - яркие цвета чешуи и кожи захватчиков. Дьяволов.
Конечно, я испытывал справедливую долю предубеждения. Я прибыл в Америку как нелегальный иммигрант. Я прибыл сюда не за богатством, но и вечно стоять в очередях был не намерен. Я прибыл в Америку за американской мечтой. Я встретил молодую адвокатшу, которая с сочувствием отнеслась ко мне. Ее звали Пэт Хоин, она стала моим первым другом-англичанкой.
Она посоветовала мне воспользоваться периодически объявляемой амнистией, когда "нелегалы" могут стать "легалами". Я так и сделал.
Она думала, что я был излишне горделив. Это было правдой. Хотя я жил в Мексике, я выходил из очень гордой семьи. Мой отец был настолько убежден, что я женился на "ком-то неподходящем", что выгнал меня из дома. Как иронично иногда строятся вещи. В конечном счете, он принял мою жену. Но как выяснилось позже, она оказалась предательницей.
В последний раз, когда я видел Риту, она спорила везде и обо всем. В этом нет ничего тривиального. После того, как она исчерпала тему моей эмоциональной несостоятельности, начались космические угрозы моему храпу. В конечном счете она провалила попытку доказать, что мой храп похож на армию зомби, шурующую сквозь старое кладбище.
Каким-то чудом у меня схоронился последний кусочек чувств к ней. Когда я потянул руку, чтобы дотронуться до нее в последний раз, она закричала, что я никогда не коснусь ее снова без разрешения.
Я в ярости отстранился от нее, оставив новые попытки примирения. Мир шел к концу, а мы не могли сделать перерыв в нашей глупой мыльной опере. Так что когда я увидел ее лицо в открытом гробу - смогли восстановить лишь верхнюю треть ее тела, но это была важная часть для любого хорошего гробовщика - я смотрел на нее с таким мрачным чувством, что ее сестра, неправильно поняв меня, взяла меня за руку и прошептала: "Все пройдет. Ты найдешь когонибудь еще, похожего на нее".
Только спецподготовка в морской пехоте удержала меня от громкого смеха. Как велела традиция наших семей, мы менялись, целуя ее холодные губы. Это был первый раз, когда я получил удовольствие, даря ей долгий поцелуй.
Теперь я должен был вернуться на работу, спасать человеческую расу. Почему нет? Я не думаю, что мы хуже, чем этот большой, толстый минотавр, храпящий напротив меня. Дайте-ка вспомнить, Таггарт и Сандерс называют их князьями ада. Ученые на острове называют их баронами ада.
Я знаю, что это минотавр лежит передо мной. Минуточку. Я слышал, что кто-то еще называл его минотавром. Это была Джилл. Она еще ребенок. Правда, немного угрюмый, но чего еще можно ожидать, если человеку всего четырнадцать? Мне она вроде как нравится. Она до странности честная. Когда вырастет, она станет честной женщиной. Впрочем, все может быть.
Сейчас у них есть возможность распрощаться, как подобает. Если наши ребята так и не покажутся, мы, возможно, никогда не выберемся отсюда живыми. Мы попробуем улететь на вражеском корабле, однако при этом у нас ничтожный шанс выжить. Наши шансы будут малы, даже если к нам все-таки присоединится космическая команда, но, по крайней мере, здесь был бы смысл пытаться.
Если мы доберемся до Фобоса, Таггарт, Сандерс и Галлатин станут для меня головной болью. Мне бы хотелось, чтобы у меня была другая команда. У них хорошие боевые отчеты. Об этом я не беспокоюсь. Меня тревожит их треугольник. Сандерс и Галлатин без ума друг от друга.
Нужно быть слепым, чтобы этого не заметить. Загадка в том, где же здесь, черт возьми, место Таггарта. Уверен, что где-то неподалеку.
Мне не нужно этого дерьма во время миссии. Вот почему я должен вести себя, как последняя задница. Нужно постоянно нагружать их чем-то, чтобы у них не было времени на дурачество. Память о том, что произошло между мной и моей чудесной, любящей, верной женушкой, еще свежа. Уверен, что здесь все будет лучше. Миссия - это моя проблема… наша проблема! Так должно быть. Это слишком важная вещь, чтобы позволять влюбленным морпехам примешивать к ней что-то личное. Как бы ни были малы шансы на успех, я должен гарантировать наилучшее исполнение.
Забавно. Стоило подумать об этом, и миссия продвинулась вперед. Моя бабушка верила в хорошие знаки. Впереди, освещаемые луной, обходя спящего минотавра на цыпочках, похоже, приближались наши новые ребята.
Никогда не признаюсь в этом Флаю, но в этот момент я почти заплакала. Джилл наконец перестала спорить. Она подошла и обняла меня. Затем, не говоря ни слова, она сделала то же с Флаем и Альбертом. Я была ошеломлена. Она стояла в открытом люке, спиной к нам, будто не могла решить, хочет она что-то сделать или нет. Она обернулась и сказала: "Я никогда не забуду никого из вас". А затем она сделала самое шокирующее: Джилл отдала нам честь.
Конечно, никто из нас не ответил тем же. Все мы были роботы-морпехи. Ведь нельзя нарушать драгоценные правила. Был правила, которые указывали, кто, когда, зачем и где должен отдавать друг другу честь. Если Джилл приняла всерьез мой мимолетный комментарий по поводу присоединения к морской пехоте, она могла бы заслужить право одевать ту же униформу, что и мы, и выполнять те же ритуалы. Может быть, она бы и носила военную стрижку, если бы доказала, что она в достаточной степени мачо, чтобы заслужить это право, как это сделала я. Я.
Я не вернула ей честь. Но заставила себя сказать:
- Спасибо, Джилл. Ты настоящий герой.
В этот момент тот подвижный маленький тинэйджер вышел из моей жизни. А на ее место пришел новый персонаж. Идальго спустился по той же лестнице, по которой ушел ребенок, который получил на рождество все, что хотел. На какой-то миг я не узнала его. Впервые в жизни я видела его улыбающимся. У него было лицо человека, уверенного в миссии. Полностью.
Следом за ним шла большая команда, которая поведет эту баржу. Один Бог знает, как они добрались до сюда. Я не видела никого из них на Гавайях. Когда я спросила, где они были, мне ответили самым моим нелюбимым выражением английского языка: "Секретная информация".