Крестьяне в Московском государстве
В Московском государстве обрабатывавшее землю население делилось на три больших разряда: на крестьян черносошных, которые жили на «черных», или государственных, землях, на крестьян дворцовых, обрабатывавших земли, приписанные ко дворцу государя, и на крестьян, которые жили на землях, принадлежавших, как вотчины или поместья, служилым людям и монастырям.
Самое слово «крестьянин» однозначаще со словом «христианин». Называть земледельцев крестьянами стали приблизительно с XIV века, быть может, в отличие от язычников дикарей-звероловов финнов, в стране которых стало жить с XII века христианское население, перебиравшееся сюда с беспокойного юга и начавшее здесь заниматься земледелием. В южной Руси земледельцев звали просто «люди», или «черные люди», «смерды».
В Московском государстве крестьянином называли человека только тогда, если он занимался обработкой земли. Бросал человек тех времен землю, переставал и называться крестьянином. Тогда он становился вольным, гулящим человеком, как тогда называли людей, не пристроившихся ни к какому определенному делу.
Земля, на которой жили черносошные крестьяне, считалась государственной, «за государем», как вообще вся земля в Московском государстве была государева, но крестьяне могли распоряжаться занятою ими землей на всей своей воле. «Земля великого государя, – говорили они, – а нашего владения», или: «земля Божья да государева, а роспаши и ржи наши».
Крестьяне черных волостей могли передавать свои участки земли, или «повытки», как они тогда назывались, по наследству, вкладывать их в монастырь, закладывать, продавать, а выборные или приказные судьи утверждали эти сделки; для записи этих сделок велись особые «вервные» книги: «вервь» – земельная мера, определяемая веревкой установленной длины.
Черносошные крестьяне жили отдельными семьями на своих участках земли. Семьи эти достигали иногда очень больших размеров и составляли целые деревни, которые или обрабатывали общее имущество сообща, или делились. При этих дележах часто уговаривались, что в имуществе считать по-прежнему общим и что поделить. Движимое имущество делили обыкновенно начисто, оставляя в общем пользовании пашню – «деревню», лодки, долговые обязательства, заключенные до дележки. Условия раздела писались в особой грамоте, в которую иногда включалось условие «жить вместе и пити и ести вместе». Грамоты, в которых записывались условия совместной жизни, назывались «складными грамотами», а сами заключившие условия складниками. Бывало и так, что складники владели каждый своей долей пахотной земли, а прочими угодьями, лугами, рыбными ловлями и т. п. все складники пользовались вместе, не в разделе.
Деревни, выросшие не из одной семьи, устраивались на сходных началах: каждая семья владела как собственностью, тем участком земли, который распахала и очистила от леса под пашню или луг, но лесом, поемными лугами, рыбными ловлями, выгоном вся деревня владела сообща, переделяя обыкновенно эти угодья ежегодно для пользования на жеребья, по скольку придется на семью согласно уговору.
Казенные сборы и повинности волость платила и отбывала вся «за один», т. е. правительство назначало сумму податей на всю деревню или волость, и крестьяне сами разверстывали эту сумму на отдельные хозяйства по их состоятельности.
«Крестьяне, – пишет Котошихин, – доходы денежные и иные собирают сами меж себя, сколько с кого доведется, смотря по их промыслам и животам, и на землю, сколько под кем лежит земли и сеется хлеба и косится сенных покосов».
Крестьяне сами следили за тем, чтобы «тяглая земля», значащаяся по казенным описям обрабатываемой, не пустовала; не допускать запустения было в интересах самих крестьян, потому что тогда долю, следуемую с запустелой земли, пришлось бы платить тем, кто свою землю обрабатывал; крестьянин не мог просто бросить свою землю и уйти, он должен был, если хотел уйти, продать свой «повыток», поставить на свое место другого хозяина; на выморочные «повытья» деревня сама «сажала» крестьян «к себе в тягло», уступая эти повытья своим или пришлым земледельцам на условиях, которые примут обе стороны. Суть этих условий заключалась в том, что человек, занимавший определенный повыток, обязывался «землю впусте не покинуть», т. е. при уходе посадить на нее вместо себя, «на свое место», «жильца доброго, платежного» и «тягло государево тянути с волостью вместе».