Рабочих рук становилось поэтому в наиболее населенной околомосковской части государства все меньше; добывать рабочую силу землевладельцам делалось все труднее, и не потому только, что много крестьян разбежалось, но и вследствие того, что большинство тогдашнего крестьянства сидело крепко на месте, привязанное задолженностью землевладельцам. При таких обстоятельствах случалось, что у одного хозяина скоплялось задолжавших ему крестьян больше, чем для его хозяйства требовалось, другому же не хватало. Тогда, по нужде, крестьянский переход превратили в обычай своза крестьян.
Обыкновенно владельцу, на земле которого сидело много задолжавших ему крестьян, другой хозяин, нуждавшийся в рабочих, предлагал уступить ему часть за выплату их долга. Случалось и так, что нуждавшиеся в крестьянах хозяева и просто подговаривали задолжавших другому владельцу крестьян бросить их хозяина и перейти к ним, причем брались уплатить их долг. Богатые землевладельцы держали даже особых отказчиков, т. е. людей, которые занимались тем, что ездили из села в село и подговаривали крестьян переходить на земли тех, кому отказчики служили. Если тот хозяин, у которого «отказывали» таким путем крестьян, сам нуждался в работниках, то возникали драки и побоища.
Как только приближалось дело к Юрьеву дню и по селам покажутся, бывало, отказчики, переодетые странниками, купцами, прасолами, так и начинались у помещиков усиленные заботы по охране своих крестьян, как бы не сбегли. Помещик вооружал своих холопей, днем и ночью ходил дозором, присматривался и прислушивался – не видать ли отказчика, не собирается ли кто из крестьян уйти.
Дорожить так крестьянами заставляло помещика то, что без них его земля могла остаться без обработки, сам он, следовательно, без хлеба и без средств не мог нести государеву службу.
Особенно страдали от крестьянских побегов и уходов мелкие служилые люди, на землях которых крестьянам жилось тяжелее, потому что мелкий помещик ни помочь в больших размерах крестьянину деньгами и хлебом, ни заступиться за него перед судом или чиновниками не мог так успешно, как какой-нибудь большой, родовитый боярин или богатый монастырь.
Мелкие и средние помещики потому давно стали осаждать правительство просьбами о сыске беглых крестьян, о запрещении переходов.
Правительство тем охотнее выслушивало эти жалобы, что от крестьянских побегов и переходов оно само терпело убытки. Подати в то время собирались с обрабатываемой земли.
Для крестьян было очень невыгодно, когда кто-либо из их однодеревенцев переходил к другому землевладельцу, на другую деревню. Ведь тогда в деревне становилось одним плательщиком менее, долю подати, платившуюся ушедшим, приходилось раскладывать на оставшихся, потому что государству, казне не было дела до отдельных уходов. Каждому из оставшихся в деревне становилось поэтому тяжелее.
Понятно, что крестьяне всячески старались удерживать односельчан, желавших уйти. Когда не действовали уговоры, пускали в ход силу, требовали, чтобы уходивший, по крайней мере, заместил себя другим крестьянином. Но если это было трудно исполнить на землях черносошных, то на землях владельческих найти себе заместителя, пожалуй, было и невозможно.
К концу XVI века, когда вследствие войн царя Ивана чрезвычайно возрос податной гнет, а с другой стороны, кроме заокских земель и Поволжья, открылись для заселения сибирские страны, усилились побеги крестьян.
Заселение степей крестьянами было выгодно правительству – обрабатывалась и укреплялась, благодаря этому, за Россией огромная полоса земли. Но жалобы служилых людей, лишавшихся рабочих рук, большие пространства заброшенных пашен в середине государства, уменьшение количества плательщиков податей и беспорядок в сборе их – все это заставило правительство посмотреть на дело иначе. К концу XVI века было постепенно переписано платящее подати население и составлены писцовые книги, в которых крестьяне-тяглецы, как черносошные и дворцовые, так и живице на владельческих землях, были записаны там, где их переписи застали. По писцовым книгам тогда и начали устанавливать старожильство в спорных случаях при крестьянских побегах.
При царях Федоре Ивановиче и Борисе Федоровиче правительство произвело ряд усиленных сысков беглых дворцовых крестьян и посадских людей; беглецов хватали, устанавливали по писцовым книгам, откуда они бежали, и либо водворяли обратно, либо сажали на новое место отбывать государево тягло.
В 1597 году при царе Федоре Ивановиче и правителе Борисе Годунове был издан указ, имевший задачей борьбу с крестьянскими побегами из поместных и вотчинных земель. В указе этом говорится, что «которые крестьяне из-за бояр, из-за дворян и из-за других владельцев из поместий и вотчин выбежали до нынешнего 1597 г. за 5 лет, те подлежат возвращению на старые земли; те же, которые бежали более чем за 5 лет до указа, и землевладельцы не вчинили до 1-го сентября 1592 г. о таких беглых иска, возвращению не подлежат, и зависимость их от прежних владельцев уничтожается». Указ этот говорит только о беглых крестьянах, бежавших за пять лет до 1597 года, и в нем только устанавливается срок для исков о возврате этих беглых, причем даже не ставится никакого постоянного срока на будущее время для сыска и возврата тех беглых, которые убегут после 1597 года. Поэтому совершенно напрасно считали прежде, что этим указом, или каким-либо другим, изданным за пять лет до 1597 года, устанавливалось общее прикрепление крестьян к земле и произошла общая отмена Юрьева дня. Такого указа издано не было; если бы он даже был затерян, то о нем, как об акте первостепенной важности, сохранились бы упоминания в других документах того времени; но таких упоминаний не встречается, и потому говорить об отмене Юрьева дня в 1592 или 1597 годах и считать Бориса Годунова, тогдашнего правителя русского государства, виновником закрепощения крестьян не приходится. Указ 1597 года имел в виду освобождение судебных учреждений от громадного числа скопившихся там исков землевладельцев о возвращении им их беглых должников-крестьян и устанавливал срок для сыска беглых и возвращения их на незаконно покинутые ими места.