Беглых было так много и ловля их приносила такие выгоды, что на Руси тех времен возник род вольного промысла по сыску беглых. Сыщики жили в пограничных городах и зорко наблюдали за всеми новоприходящими. Сыщики-начальники были во всех городах. Хозяин, у которого бежал крестьянин, обращался к такому начальнику-сыщику, сообщал ему приметы бежавших; тот спешно слал сведения своим подчиненным на границу, и беглецу надо было иметь много сноровки, чтобы спастись от цепких «крючков». За сыск надо было, конечно, заплатить, и хозяин охотно платил, отдавал сыщику какую-нибудь «женку или девку» из найденных да рубля два-три тогдашних деньгами.
Но, признавая за владельцами крепость на крестьян, закон XVII века стремился и ограничить крепостную власть помещиков над крестьянами. Землевладелец, во-первых, отвечал за податную исправность крепких ему крестьян перед казной: если они не могли внести казенные платежи, то казна взыскивала их с землевладельца; во-вторых, закон предоставлял землевладельцу крепостные права на детей и младшую родню крепкого ему крестьянина только тогда, когда он давал им земли и ссуду на обзаведение. Эти и некоторые другие ограничения преследовали одну цель: предупредить стремление землевладельцев превратить крепких им крестьян, плательщиков казенных налогов, в своих холопей-рабов.
Еще при первом самозванце, в 1606 году, был запрещен переход крестьян в холопство. Холоп – вещь, принадлежащая господину; крепостной крестьянин – такой же подданный государства, как и землевладелец, которому он крепок. Охраняя крепостных от рабства, закон охранял интересы государства. Холоп не может платить податей, потому что он весь собственность господина; крепостной крестьянин потому и ограждался законом от холопства, что должен был платить казенные подати и кормить военного слугу государства, землю которого обрабатывал.
В 1649 году, при царе Алексее Михайловиче, Земский Собор утвердил общее собрание законов, «Уложение». Оно и дало крестьянству XVII века окончательное устройство, прикрепив его бесповоротно к земле решительным запрещением переходов и своза крестьян.
По Уложению крестьяне прикрепляются к тем участкам, на которых они были записаны в писцовых книгах, т. е. в поуездных описях земли и населения, составленных при царе Михаиле в 1625 году, и в переписных книгах 1646–1647 годов. Прикрепление касалось не одних только домохозяев, но распространялось и на их семейства, на живущих при отце детей, братьев и племянников. Подтверждалось, что срока для сыска беглых нет, своз также отменялся. Принявший беглого или свезший крестьянина у другого владельца обязывался выдать его обратно и уплатить по 10 р. тогдашних, или около 100 р. по нашему счету, за каждый год незаконного владения трудом беглого крестьянина. Такое решительное прикрепление крестьян к земле, а тем самым и к землевладельцам, отмечается в Уложении как новая, еще небывалая мера. «По нынешний государев указ, – читаем в 11-й гл. Уложения, ст. 3, – государевой заповеди не было, чтобы никому за себя крестьян не принимати, а указаны были крестьянам урочные годы».
Еще в XVI веке Юрьев день лишился почти всякого практического значения в жизни, но все же, при исключительных обстоятельствах, крестьянин, имея право рассчитаться со своим хозяином, мог уйти от него.
Со дня издания Уложения крестьяне потеряли это право, и Юрьев день остался жить только в памяти крестьянства, живо поддерживавшейся теми дедушками и бабушками, которые знали и помнили Юрьев день. С тех-то пор, в ответ на эти воспоминания, пошла жить и дожила до нашего времени поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»
Итак, по Уложению крестьяне обязывались наследственно и потомственно крепко сидеть на тех местах, где их застали переписи 1625 и 1646–1647 годов.
Помимо порядных, которые продолжали заключаться и после 1649 года, Уложение установило новый способ для поступления в крестьяне «вольных людей». Желавший сделаться крестьянином должен был идти в Поместный приказ; здесь его расспрашивали, действительно ли он вольный, потом записывали в крестьяне и «отдавали» в крестьянство служилому человеку в вечную крепость. Положение крестьян, живущих неисходно на владельческих землях, явно сближается тогда с положением холопов. Но Уложение старается все-таки отличать крестьян от холопов; оно запрещает крестьянам давать на себя служилые кабалы; в делах гражданских крестьянин имеет право иска и является ответчиком; Уложение устанавливает штраф за бесчестье и увечье крестьянина, крестьянин может даже вступать в торговые сделки с землевладельцем.