В житии преп. Корнилия Комельского сохранилась такая беседа святого старца с великим князем Василием III.
– Слышал я, отче, – говорил великий князь, – что у твоего монастыря нет сел и деревень; но проси, и я дам, что тебе нужно.
Старец ответил, что ему ничего не нужно, а только просил дать ему немного земли с лесом возле монастыря, чтобы он с братией мог «от поту лица своего есть хлеб свой».
Великий князь исполнил просьбу старца, но не в тех скромных размерах, как просил преподобный. Жалованная грамота укрепила за монастырем преп. Корнилия 29 деревень и починков со всяким угодием, освободив обывателей от всех податей и поборов и предоставив их «ведать и судить старцу Корнилию с братией самим во всем».
Такие жалованные вотчины составляли обыкновенно основу земельного богатства монастырей. Это богатство постоянно увеличивалось благодаря вкладам со стороны верующих людей, заботившихся об устроении душ своих и предков. «Православное учение о молитве за усопших, – говорит В.О. Ключевский, – рядовая древнерусская совесть усвоила недостаточно вдумчиво и осторожно: возможность молитвы о душах умерших, не успевших принести покаяния, привела к мысли, что и нет нужды спешить с этим делом, что на все есть свое время… что можно отмолиться и чужой молитвой, лишь бы были средства нанять ее и лишь бы она была не кое-какая, а истовая, технически усовершенствованная молитва»… Монастыри были признаны лучшими молитвенниками на такие случаи; и вот, чтобы приобрести молитву земных ангелов, небесных человеков, и стали делать в монастыри вклады ради спасения души.
Вклады делались всевозможными вещами и церковными предметами, но всего обычнее деньгами и землей. Из имущества состоятельного покойника обязательно выделялась доля на помин его души, если он даже не оставлял никаких предсмертных распоряжений. Монастыри, в свою очередь, выработали подробную таксу заупокойных богослужений: панихид «больших и меньших», литий, обеден. Поминовение по синодику отличалось от «годового поминовения впрок», стоившего дороже; синодики, смотря по вкладу, были: налойный, литийный, алтарный, постепенный, вседневный и сельный с сельниками, т. е. с покойниками, по которым были вклады селами. За запись в литийный синодик в Троицком монастыре брали в 1630-х годах около 500 р. на наши деньги с каждого имени. В монастыре преп. Иосифа Волоцкого еще при жизни святого установился строгий распорядок поминальных вкладов. Некая княгиня Голенина в течение 15 лет передавала в монастырь преп. Иосифа по своем отце, муже и двух сыновьях не менее 4000 руб. на наши деньги. Ей хотелось, чтобы ее покойников поминали особо, а не со всеми другими вместе, и чтобы их имена занесли в вечный синодик. Из монастыря ей ответили, что все это можно исполнить только за особый вклад. Княгиня в сердцах назвала это требование «грабежом». Тогда преп. Иосиф написал ей послание, в котором точно высчитал, что ее покойники поминаются не менее 6 раз в день, а в иной день и 10 раз, и что почти за каждого служить по особой панихиде невозможно: даром священник ни одной обедни и панихиды не отслужит, «надо каждому заплатить, и в особое годовое поминанье не записывают без ряда, т. е. без договора, с условием ежегодного взноса деньгами или хлебом или единовременного вклада селом».
Кроме вкладов по душе, монастыри много получали от взносов при пострижении. Преп. Иосиф Волоцкий указывает, что его монастырь начал обстраиваться с тех пор, как стали в нем постригаться «добрые люди» из князей, бояр, дворян и купцов, которые давали много, иной раз до 12 000 руб. (на наши деньги). На преп. Трифона, основавшего в конце XVI века монастырь на Вятке, жаловались, что он за пострижение «вкладу просит дорого и с убогого человека меньше 100 р. (на наши деньги) не возьмет». Знатные постриженники Иосифова Волоколамского монастыря вносили до 10 000 р. на наши деньги и больше. Конечно, такое отношение к «постриженникам» и к святому долгу поминовения усопших являлось злоупотреблением и осуждалось некоторыми подвижниками и в те времена, но тогдашний обычай не считал это злоупотреблением, и люди тех времен настойчиво несли монастырю свои имения, деньги, драгоценности, умоляя принять все на потребу братии и молиться о жертвователях и их умерших. Таким образом в монастырях, часто помимо воли монахов, накоплялись большие денежные богатства. Эти денежные и земельные богатства невольно вовлекали монастыри, как крупных землевладельцев, в оборотливую хозяйственную деятельность со всеми ее проявлениями, имеющими мало общего с постом, молитвой и спасением души.