Кушанье подавалось на стол все сразу, нарезанное тонкими ломтями. Перед всеми, сидевшими за столом, стояло по тарелке глиняной, металлической или деревянной. Варево все хлебали из одной общей чашки, соблюдая очередь, тихо, не торопясь, неся ложку от миски ко рту, осторожно подставив, чтобы не капало, под ложку ломоть хлеба; жареное или вареное мясо каждый брал себе руками с блюда, стоявшего на столе. Ножи и вилки были в слабом употреблении. Тарелки, раз поставленные, уже не переменялись во весь обед. Каждый брал руками со стоявшего на столе блюда куски и клал их в рот, бросая на тарелку кости и остатки. Считалось приличным сидеть за столом молча или беседовать тихо; в остальном можно было держать себя самым непринужденным образом – разваливаться, как кому удобнее, зевать, класть локти на стол и т. п.
Обед начинался с того, что выпивали водки и закусывали ее хлебом с солью. Затем в скоромные дни ели холодные кушанья: вареное мясо с разными приправами, студень и т. п., затем приступали ко щам или супам различных сортов, затем ели жаркое, потом молочные кушанья и кончали обед разными сладкими печеньями и фруктами. В постные дни все мясное заменялось рыбой или овощами. На званых обедах считалось необходимым подавать как можно больше сортов кушаний, и число их доходило иногда до 60 и 70 перемен.
После обеда все ложились отдыхать. Это считалось необходимым, и не спать после обида было просто неприлично. Первого Самозванца больше всего упрекали в Москве за то, что он не спал после обида. После обеда засыпала вся Русь: шел в свою опочивальню царь, спали думцы царя, спал купец, приперши свою лавку, умолкал скрип перьев по приказам, и приказные спали, повалившись на столы и скамьи; на улицах и площадях все затихало – здесь на солнышке засыпали все бездомные нищие…
По окончании послеобеденного сна опять оживлялась дневная жизнь. Звонили к вечерне. Кто мог, тот шел в церковь. К шести часам, по нашему счету, рабочий день кончался, и наступало время взаимных посещений, бесед, забав. Затем ужинали, а после ужина опять затепливались перед образами лампады и свечи, хозяин дома открывал на аналое часовник и читал всем домочадцам вечерние молитвы. После молитвы наступало время сна, и к десятому часу вечера вся Древняя Русь спала, отдыхая от дневного труда.
Таково было внешнее устройство и распорядок дневной жизни в Древней Руси, у той основной ячейки человеческого общежития, которую составляет семья вместе со всеми теми, кого она около себя собирает и держит, т. е. со всеми чадами и домочадцами, по старинному выражению.
В своей внутренней жизни, в тех отношениях, какие были у отца к детям, у детей к матери и отцу, древнерусская семья была строго замкнутым мирком, жившим своею жизнью и не любившим обращаться ни за чем, ни за какой нуждой и помощью к другим. Как все нужное для одежды и пищи стремились вырабатывать и иметь дома, у себя, точно так же и воспитание детей, всякие удовольствия и потехи старались устраивать дома, иметь свои.
Древнерусского человека выманивали из дома только служба, неотложное дело да желание повидать родных или знакомых, и больше ничего; никаких общественных увеселений, просветительных, научных, благотворительных и других обществ, с их вечерними заседаниями и собраниями, в Московском государстве не существовало.
Самые беседы, взаимные посещения, встречи и разговоры обставлялись большими церемониями. «Войдя в комнату, – пишет один иностранец-современник, – русский ни слова не скажет присутствующим, сколько бы их тут ни было, но обращается к иконам, крестится, делает три поклона и только потом обращается к присутствующим». Разговор начинается с бесконечных осведомлений о здоровье друг друга, близких и родственников, причем каждого называют по имени и отчеству. Затем переходили к разговору собственно; но и тут требовались известные порядливость, чинность, строгость и изысканность выражений. Человека, умевшего говорить красно и витиевато, собирались слушать, как артиста. Сборник правил приличия тех времен – «Домострой» требовал, чтобы «походка у человека была кроткая, голос умеренный, слово благочинное; пред старшими надо было сохранять молчание; к премудрым послушание; перед сильными повиновение; лучше мало говорить, а более слушать; не быть дерзким на словах, не слишком увлекаться беседой, не быть склонным к смеху, украшаться стыдливостью, зрение иметь долу, а душу горе; избегать возражений, не гнаться за почестями…».